Османец

Покинув Адрианополь, они поднялись по течению реки Марица к Филиппополю — древней столице Фракии, которая была завоёвана Филиппом II Македонским[39]. Он переименовал город Пулпудева в свою честь. Здесь не чувствовалось духа великого македонца, но остались греческие руины. Над ними возвышались стены крепости, построенной царём Иваном Асенем II[40]. Во время правления этого царя город был столицей великого Болгарского государства, откуда исходила постоянная угроза сильной тогда Византийской империи. Император Василий II[41] одержал победу над болгарами и получил прозвище Болгаробойца. Разбив болгарскую армию в 1018 году, он приказал ослепить сто пятьдесят тысяч воинов, оставив по глазу каждому десятому, чтобы те могли увести уцелевших домой. Существует легенда, что Самуил, царь Западной Болгарии, увидев жалкие остатки своей армии, упал замертво.

Грустно было видеть, как эти, когда-то гордые воины, низко кланяются новым турецким хозяевам. Но в глубине души эти люди оставались разбойниками. Во вторую ночь пребывания посольства в городе прозвучал сигнал тревоги. Энтони отбросил в сторону одеяло и болгарская девушка, согревавшая его, схватила меч и бросилась на улицу.

Оказалось, что несколько мальчишек прокрались в их лагерь в поисках того, что можно было бы стащить. Пятерых из них схватили.

— Давайте вспомним историю и ослепим их, — смеясь, предложил Мехман-паша. — Всех, кроме того, кто поведёт их домой. — Раскалите утюг, — приказал он.

Девушка, выскочившая из шатра Энтони, упала на колени и зарыдала: один из мальчишек был её братом.

— Её тоже путь ослепят, — объявил Мехман-паша. — Наверняка эта девка сама привела их сюда.

«Я не испытываю ненависти по отношению к этим людям, — подумал Энтони. — И всё потому, что они не византийцы...»

— Нет! — решительно сказал он. — Не будем никого ослеплять. Отстегайте их как следует! — Он указал на рыдающую девушку. — И начните с неё...

После Филиппополя они забрались в Балканские горы, направляясь к Софии; там они оказались через месяц. Тепло и маслины остались позади, они вступили на суровую землю, скорее напоминающую Анатолию. Город, примостившийся в ложбине меж гор, казался удивительно симметричным — улицы были проложены с севера на юг или с запада на восток.

Как и Адрианополь, София была столицей румелийского бейлика, и поэтому бейлербей Ахмед-паша гостеприимно принял молодого посла. Он показал ему Большую мечеть с её минаретами, подарил ювелирные украшения, изготовленные местными мастерами, и керамическую посуду, украшенную орнаментом.

Целый месяц посольство продвигалось по горам. Часто порывы ледяного ветра заставляли их по ночам укрываться в шатрах. Стоял октябрь месяц, и наконец они подошли к Нишу, пограничному городку, известному как родина Константина Великого[42]. Телохранители были отправлены вперёд. В горном селении, походившем на орлиное гнездо своим местоположением на полпути к небу и укрытом со всех сторон соснами, посланников встречал князь Георг Бранкович.

Энтони должен был сообщить ему то же самое, что уже поведал Константину.

— Эмир полон решимости раз и навсегда положить конец дерзости князя Дракулы Валашского, ваша светлость, — объяснил он. — Поэтому он собирает огромную армию, а также хочет построить крепость на европейском берегу Босфора.

Георг Бранкович погладил бороду. На нём была шуба, накинутая на почти разваливающиеся доспехи. Бегающий взгляд делал его похожим на разбойника. В нём не было ни капли чувственной красоты его тётки, пристальный взгляд которой был восхитителен.

— Что сказали греки? — после долгого раздумья спросил он.

— Они понимают Озабоченность эмира, ваша светлость.

Бранкович усмехнулся.

— Значит, я тоже должен. Эмир требует, чтобы я помешал Хуньяди выступить в поход против турок, пока его янычары укрепляют рубежи на севере.

— Эмиру необходимо, чтобы ты удержал Хуньяди начать наступление, — терпеливо объяснял Энтони.

Бранкович внимательно посмотрел на посла. Потом он снова усмехнулся.

— Я не так глуп, юный Хоквуд. Мехмед, я думаю, тоже. Я выполню его требования. Ты, Хоквуд, должно быть, очень близок к эмиру, если удостоился такого важного поручения.

— На мою долю выпала счастливая судьба, — скромно ответил Энтони.

— И всё же... Если ты приближен к эмиру, нет ли у тебя чего-нибудь для меня?

Антони взглянул на него.

— Есть одно сугубо личное поручение, ваша светлость.

Комната мгновенно опустела. К большому огорчению Мехман-паши и Халим-паши им тоже пришлось уйти.

Энтони достал из кошелька кольцо с изумрудом и положил его на стол.

Бранкович уставился на него.

— Кто дал его тебе?

— Тот, кто просил меня вручить тебе это, — подарок.

— Ты видел мою тётку? — Бранкович нахмурился. — Но это невозможно!

— Эмир-валиде может передавать свои пожелания, ваша светлость.

— Эмир-валиде? — Бранкович искренне изумился. — Она поднялась так высоко? И ты видел её? — снова спросил он.

Но для Энтони ложь стала теперь второй натурой.