Османец

Вильям нахмурился и осмотрелся. Врагов нигде не было видно, они не могли выйти на равнину, и всё же, совершенно очевидно, случилось что-то ужасное.

Вся повстанческая армия была в панике, люди показывали на север и громко кричали.

Вильям взглянул на горы, которые служили границей северной части долины, как раз в тот момент, когда появилось солнце. Прищурившись, он пристально всмотрелся и различил людей, взбирающихся по узкой горной тропе. Их было много, они с трудом подтягивались на верёвке. За собой они тащили пушку.

Грудь Вильяма распирало от гордости. Они-то прикинули, что у Хоук-паши только два пути. Либо пытаться одолеть перевал, либо обойти пушки повстанцев. Но Энтони Хоквуд не зря был назван величайшим солдатом империи. Он придумал третий путь, чтобы выбить повстанцев с позиций.

Вильям не задумывался, сколько людей нанял его отец, сколько людей погибло из-за темноты или сколько, оступившись, разбилось. Отец заставил своих людей трудиться всю ночь, и теперь пушка была почти готова к укреплению на выгодной позиции, с которой он мог контролировать положение повстанцев.

Джем примчался из своего шатра. Он громко выкрикивал приказы. Омар-паша уже отправил отряд анатолийцев на ступенчатый склон, чтобы перехватить орудие. Но Хоук-паша не просто отправил своих людей в горы. Как только анатолийцы начали карабкаться по склону к пушке, внезапно на уступе над ними появились вооружённые янычары. Они открыли стрельбу, дым от выстрелов смешался с туманом. Пехота повстанцев отступила, оставив нескольких воинов разбросанными по склону.

Остальные поспешили к основной армии, и больше в горы никто не пошёл, сколько ни приказывал Омар-паша. Армия повстанцев рассеялась в страхе и наблюдала, как солнце продолжает подниматься, а пушка медленно укрепляется на своей позиции.

Вильям увидел, что Джем пустился наутёк. Даже не остановившись, он удалился в направлении Ени-Шехра и потом, без сомнения, устремился в Брусу. Его слуги, торопливо свернув шатры, отправились за ним.

Охранники не знали, что делать с Вильямом. Им не дали никаких указаний, как с ним поступить. Повстанческая армия рассыпалась: башибузуки двинулись к дороге, следом за ними потянулись и анатолийцы. Только артиллерия и янычары удержали свои позиций.

И потом пушка дала залп. Снаряд со свистом летел со стороны гор и со смертельной точностью врезался в землю сразу за пушками повстанцев. Земля, камни и человеческие тела взлетели в воздух. Шанса на ответный удар не было. У пушек повстанцев не хватало нужного угла подъёма для ответного выстрела.

Ужасный стон раздался в рядах повстанцев, башибузуки побежали.

Подъехал Омар-паша.

— Освободите этого человека! — скомандовал он. Верёвки были сорваны с плеч Вильяма.

— День проигран, — сказал Омар. — Так как наш благородный хозяин сбежал с поля боя, мы должны отступить и надеяться, что нам всё-таки удастся набрать нужное количество людей для защиты Брусы.

— Я должен спасти, если смогу, пушки, — сказал Вильям.

— Ты должен спасти себя и свою семью, — ответил ему Омар. — Я доставлю пушки. Ты должен ехать в Брусу. Возьми моих людей, им можно доверять. — Он криво улыбнулся. — Если ты сможешь догнать нашего хозяина, тем лучше. Мы должны обсудить условия, которые мы выдвинем твоему отцу.

Вильям скользнул в седло, сипахи Омар-паши последовали за ним.

Они мчались галопом по дороге в Брусу. Позади себя Вильям слышал выстрелы. Пушка на горе опять дала залп. Обернувшись, он увидел, как верная султану армия берёт не защищённый теперь перевал. Вильям знал, что сегодня не сделал ничего героического, но слишком много надежд и страхов тянуло за струны его сердца. И хотя Вильям ничем не мог помочь своим товарищам, он надеялся спасти брата и свою семью, а также выдать отцу ничтожного Джема.

Они прибыли в лагерь в Ени-Шехре, который превратился теперь в толпу растерянных и перепуганных людей? Здесь гарем также увязался за ними, женщины молили Вильяма спасти их, Но у него на это не было времени. Он и его сипахи, ругаясь и выкрикивая проклятия, прокладывали себе путь через толпу и наконец вырвались на дорогу. Дорога была заполнена башибузуками, но теперь всадники вновь могли пустить лошадей галопом.

До Брусы было около двадцати миль, лошади начали хрипеть задолго до появления города. Всадники замедлили шаг, спешились и повели лошадей. Вильям понимал, что в Брусе ему понадобятся сильные лошади, потому что у Джема были далеко, идущие намерения.

Теперь силуэты гор вырисовывались в тумане, и наконец Вильям и его спутники увидели купола мавзолеев, которые возвышались над белыми домами.

Янычары из личной охраны Джема преградили им путь.

— Падишах проезжал здесь? — спросил Вильям.

— Он приказал, чтобы никто не следовал за ним, юный Хоук, — сказал капитан.

— Уйди с дороги, — приказал Вильям, — или мы пойдём в атаку.

Янычар было меньше, чем сипахов, и к тому же все знали, что принц покинул поле боя.

— Уступаем твоей превосходящей силе, — наконец произнёс капитан.