Османец

Вильям догадался, что Борджиа претендует на папство, но в действительности заполучить Перстень Рыбака было трудной задачей. В 1458 году умер Папа Каликст, и голос Борджиа сыграл решающую роль в выборе сначала Папы Пия II, который под своим настоящим именем Эней Сильвий Пикколомини заработал репутацию умелого манипулятора иностранными делами от имени папства так, что другого реального соперника не могло и быть, а вскоре после его смерти Папы Павла II, который был ничтожеством по имени Пьетро Барбо.

Барбо умер в 1471 году, и Борджиа, которому в то время исполнилось сорок лет, понял, что его час наступает. Однако была ещё одна семья, имевшая виды на большинство голосов в Священной коллегии, — семья Ровере, которая не принимала распутства Борджиа. Кардиналы вручили Перстень Рыбака Франческо делла Ровере, который стал Папой Сикстом VI. Именно его смерть случилась по приезде Вильяма в Рим.

В нынешних обстоятельствах выборы были проведены очень быстро, но Борджиа и здесь проявил себя умелым манипулятором в управлении государством. Направляющей силой семьи был кардинал Джулиано делла Ровере, тот, который не допустил Вильяма в Ватикан, человек такой же амбициозный и влиятельный, как и Борджиа. По повелению судьбы он позже стал Папой Юлием II (1503—1513). Но в 1484 году, будучи чуть старше сорока лет, Джулиано делла Ровере почувствовал себя не достаточно молодым, чтобы бороться за высшую власть. Это не означало, что он был готов отдать папство семье Борджиа, наоборот, он искал подходящую кандидатуру из кардиналов на это место. Им стал Джованни Баттиста Чибо, который стал Папой Иннокентием VIII.

Таким образом, казалось, Ровере удалось избавиться от Борджиа ещё раз, но он совершил смертельную ошибку. И вице-канцлер это хорошо знал. Чибо оказался на месте Ровере, но он был ещё более корыстным и продажным, чем Борджиа, и считал папство собственной кормушкой. К негодованию Ровере новый Папа Иннокентий быстро начал проявлять больше уважения к Борджиа, как человеку, разделявшему его вкусы, чем к своему прежнему покровителю.

Вскоре Чибо открыто признал любовницу Борджиа и его внебрачных детей: он был первым Папой Римским, решившимся на такой шаг. Он старался во всём подражать Борджиа. У него на приёмах всегда было полдюжины хорошеньких женщин, мечтавших пофлиртовать с самим Папой Римским.

Но больше всего Иннокентий жаждал денег. Ровере хотел отклонить любое взаимодействие с Константинополем, но Борджиа вмешался в ход этого дела и теперь праздновал победу. Папа согласился с мнением кардинала о том, что Джем именно тот человек, из которого можно извлечь выгоду.

Всё зависело от реакции Баязида на новые обстоятельства.

Вильям Хоквуд снова проявлял терпение. Весной 1485 года исполнилось три года, как он покинул Константинополь; боль его несостоявшегося обручения постепенно начала затихать. Память об Эме, однако, была такой же яркой. Он вспоминал расцвет её красоты и о том, как он мечтал о богатстве. Но всё это бесследно исчезло, едва коснувшись его.

Однажды Вильям проводил вечер за кубком вина с Родриго Борджиа. Быстро захмелев, он рассказал кардиналу историю своей жизни и своих несчастий.

Борджиа, казалось, внимательно выслушал его.

— Мой бедный юный друг, — сказал он, когда Вильям замолчал. — Моё сердце обливается кровью. Надо подумать, чем можно тебе помочь.

— Боюсь, ничего сделать невозможно, ваше преосвященство, — простонал Вильям. — Она богатая наследница и сейчас наверняка обручена с каким-нибудь французским аристократом. Возможно даже, Эме уже замужем.

— Всегда можно что-нибудь сделать, — настаивал Борджиа. — Оставь это мне. Мы должны выяснить, что стало с девочкой. Но моё сердце ещё более страдает при мысли о том, что ты живёшь в воздержании. Расскажи мне о гаремах, дворцах, о жизни, которой наслаждаются пленённые красавицы.

Вильям почти ничего не знал о жизни гарема, но понимал, что кардинал хочет развлечься, поэтому украсил свой рассказ пикантными эпизодами, которые когда-то слышал, не зная, правда это или нет.

Борджиа был восхищен.

— И ты до сих пор не изведал римских женщин? — спросил он.

— Я ничего не знаю о них.

— И это говоришь ты? Ужасный турок? Я обещаю исправить это положение. Через неделю в моём загородном доме в Тиволи состоится званый ужин. Ты должен присутствовать там, причём без всякого страха. Я пошлю за тобой, и ты проведёшь у меня в гостях несколько дней. Тиволи — восхитительное место, а я гарантирую тебе великолепную компанию.

«Почему бы и нет?» — размышлял Вильям. В течение трёх лет он всё время находился в напряжении и жил как монах. Было бы глупо отказываться от любого лакомого кусочка, который кардинал бросал ему.

На следующей неделе у Вильяма было подходящее настроение для того, чтобы расслабиться. Дело в том, что Хусейн наконец вернулся из Константинополя. Султан, казалось, был доволен тем упорством, с которым Вильям следовал за Джемом по всей Европе.