– Вас дожидается, – негромко сказал ему дежурный, указывая на стоявшего в предбаннике серьезного невысокого человека. Человек посмотрел на него, как бы стараясь узнать. Под глазом у него расплывался синяк – не такой большой как у Романа, но тоже вполне внушительный.
– Это вы ко мне?
Человек кивнул и Роман жестом пригласил его следовать за ним.
– Присаживайтесь. Чем обязан?
– Бомбихин я, – ответил человек, потирая скулу и улыбнулся. Глаза, впрочем, остались такими же холодными и настороженными, как были. Голос Бомбихина показался Роману смутно знакомым.
– Бомбила, что ли? – Роман вспомнил, что мельком уже видел Бомбихина, который лет пять назад проходил свидетелем по какому-то пустяковому делу. Кто-то побил в «Одноклассниках» одного из немногочисленных местных хипстеров, а Бомбихин свидетельствовал, что хипстер «сам начал, он Витьку сказал – не обижайся, типа, я не хотел, то есть он Витька обиженным назвал, а это тоже что и опущенный, за такое вообще замочить могли бы, а Витек просто вежливо взял чепушилу за руку, а тот поскользнулся, там же официант коктейль молочный разлил, официант подтвердит, ну вот хипстер об стойку бара и ударился челюстью по касательной». Хипстер в итоге подтвердил, что все так и было – на том дело тогда и кончилось.
– Не люблю, когда меня так называют, – серьезно ответил Бомбила, усаживаясь в предложенный Романом стул. – Если уж по прозвищу звать хотите – зовите меня Унабомбер.
– Ишь ты, «Унабомбер» какой нашелся! – хмыкнул Роман. Он включил чайник, закрыл дверь на ключ.
– Бить будете? – усмехнулся Бомбихин.
– Нет, я курить буду, – ответил Роман, морщась от боли в сломанном ребре дернул распухшую оконную раму и закурил, глядя вниз, где у здания напротив парковку постепенно заполняли Лексусы горсоветовских депутатов . – Что хотел-то, Унабомбер?
– Я неофициально. Заявление хочу сделать.
– Ну так делай, – сказал Роман и бросил окурок вниз, целясь в урну – и как всегда не попал.
– Насчет кашалотовской дочки. Мы тут не при чем. Самим интересно, кто такой борзый, порядок на нашем корабле нарушает. По наркоте – нашли мы одного чмыря, в Нахаловке торговал понемногу. Поговорили с ним, больше не будет.
– Сдадите мне чмыря? – с интересом спросил Роман.
– Не, не получится. Уехал чмырь.
– Далеко уехал? – Роман снял темные очки, сунул их в карман куртки.
– Очень далеко, – улыбаясь кивнул Бомбила. – В море уплыл. Че так холодно-то у вас?
Он поежился, встал:
– Мы по своим каналам сейчас тоже пробиваем, что к чему. А то куда годится – девушек убивать почем зря… В городе порядок должен быть, правильно?
– А вы за порядком в городе следите? – иронично поинтересовался Роман.
– Мы на своем месте, ты – на своем, а вместе делаем одно дело, – добродушно процитировал Бомбихин и своими неулыбчивыми волчьими глазами посмотрел на Романа. – До новых встреч в эфире.
Он карикатурно отсалютовал, пародируя нацистское приветствие, и вышел в открытую Романом дверь.
Геннадий Степанович вертел в руках причудливую курительную трубку: маленькая серебряная чашечка, тонкий длинный мундштук из эбонита.
– Вы же вроде монетами да наградами занимаетесь? – спросил Роман.
– А это и есть награда. Вот, почитай что на чашечке выбито.
Геннадий Степанович протянул ему трубку и увеличительное стекло.
– ГЕРОЮ ЧИМИТ-ДОРЖУ ОТ ТОВ. СТАЛИНА, – вслух прочитал Роман.
– Таких трубок всего десять выпустили. Сразу после войны, для награждения снайперов из числа КМНС.
– КМНС?
– Коренные малочисленные народы Севера, – пояснил Геннадий Степанович. – Якутов, например, такими трубками не награждали – они малочисленными не считаются. А вот эвенков, нганасан, тофаларов каких-нибудь – пожалуйста.
– Похоже, ей и не пользовались вовсе, – заметил Роман, разглядывая абсолютно чистую чашечку.
– Правильно, не пользовались, – кивнул головой Геннадий Степанович. – Осенью сорок пятого, уже после японской кампании, трубку выслали в родной поселок героя – для награждения. Народ собрался со всех окрестностей. И вот, по официальной версии, шел наш герой к площади – в состоянии алкогольного опьянения – и начал переходить улицу на красный свет. А тут грузовик: не успел затормозить. Так герой и не получил свою трубку, досталась она местному музею. А в девяностые директор музея эту трубку списал, как не представляющую ценности и продал какому-то коллекционеру. Вот и пошла она гулять по миру. Долго, говорят, ее нельзя у себя держать. В ней, мол, спит дух погибшего героя. Когда трубка попадает к новому хозяину – герой просыпаться начинает, а с хозяином несчастья всякие происходят. Обижается герой, что кто-то хочет его наградой воспользоваться…
– А вы не боитесь ее у себя держать? – спросил Роман, возвращая изящную вещицу Геннадию Степановичу.
– А я и не собираюсь ее у себя держать. Сегодня из края товарищ приедет, моих Владимиров Ильичей заберет по хорошей цене – а заодно и трубку эту получит. Как бонус.
– Это не тот ли товарищ, что вам монетку фальшивую впарил?