Тот и сомлел было. Хорошо сомлел. Глаза прикрыл. И тут же кладёт мне поперёк морды ладонь. «Не-а». И на полшажка пятится. Помотал башкой, будто сонный был, и опять давай меня хвалить, за козулю.
– Странные дела, – говорит Ёна.
– Может, играет, – вздыхает Ржавка. – Или из своих уже обещался кому.
– Обещался – так сказал бы, – спорит Мирка. – И кому? Липке? Шале? Мы их рядом видели. Не похоже.
– А я вот думаю… – Пенелопа тоже решает высказаться. – Почему у Последних по ночам свой караульный пост? Нашего им недостаточно, так чего бы вместе с нами не караулить? Почему старшак у них всё время с таким таблом, будто сам стережёт чего-то? Это типа по привычке, или что?
Костлявые слушают со вниманием, призадумываются сами. И Пенни отваживается пояснить.
– Во второй семье, где я жила, там были ещё два приёмыша. И один пацан, он всё время крал что плохо лежит. Его даже лечили. Так вот он жуть как над своими вещами трясся. Совсем больной был. Всё ему казалось, что у него своровать хотят. И взгляд у него иногда делался – точь-в-точь, как у этого Чии…
– Хорошая крадьба – большая доблесть, – говорит Ржавка. – Тут и сноровка нужна, и лихость, и бесстрашие. Такие честные подвиги потом не скрывают, ими везде хвастаются. Но и не обижаются, если сами другой раз недосчитаются чего. Но вроде я смекаю, что ты хочешь сказать, ррхи. Когда за собой знаешь плохие дела…
– …то и от других такого же заранее ждёшь, – заканчивает Ёна. – Ну не знаю. Чия могучий и строгий старшак. Опять же и жизнь у Последних была тяжёлая, бедовая, это видно. Сразу-то тут не отмякнешь, сами знаете.
– Собрались как-то мазурики на турнир, кто лучше всех крадёт, – подаёт голос нэннэчи Сал из своего уголка. – Набралось народу полон зал, как в театре… Выходит дварф и говорит: «Выключите свет на одну минутку». Ну, люстру погасили, потом включают, а дварф и говорит: «Дама на восьмом месте в пятом ряду, получите-ка ваши часики». Все хлопают, удивляются.
За ним выходит людская воровка: «Выключите-ка свет на полминуточки». Когда обратно включили, она говорит: «Господин хороший в десятом ряду на девятом месте, обратите-ка на себя вниманьице». Глядят – а у дядьки-то начисто усы сбриты, а он и ухом не повёл! Снова все давай в ладоши хлопать, как угорелые.
Тут выходит орчинька. «Свет, – говорит, – гасить не нужно! Хаану, раздай-ка всем портки!»
От грянувшего хохота даже дом ходуном заходил – впрочем, это Сорах, от смеху зайдясь, приваливается к опоре.
На третий день хромому старшаку становится трудненько по-прежнему держать при себе своих Последних.
Сперва Мирка, полночи проворочавшись в каких-то раздумьях, с розовым ранним солнцем решительно идёт к дому гостей и выкликает Тумака поиграть, размять жилочки, но при Чии получает лишь полный тоски отказ.
Явившиеся чуть позже Булаты действуют учтивее и умнее: сперва чин чинарём поздравляют Чию с молодым днём, а потом пускаются на два голоса похваливать суровый и гордый клан, растящий таких отчаянных орков, как Хаш. Не пойдёт ли под-летка с ними по рыбу? Лёгкое копьецо-то чай подходящее, чтобы заострожить крупного окуня, а ловчие места они покажут.
– Так ведь я не сумею… – признаётся Хаш.
– Небось недавно копьё это носишь, вот и ухватки нет пока, – улыбается Чабха. – Это не беда. Штырь-ковальские рыбари свои умения за пазухой не прячут. Выучишься.
Неизвестно, что именно думает на сей предмет хромой старшак, но тут как раз подходит Тис.
– Двум орчьим племенам всегда есть что друг от друга перенять к общей пользе, – произносит он мирно, и Чия, помолчав, отпускает подлетку с Булатами:
– Иди… Последних не опозорь смотри. Оружие не сломай.
Хаш так и подскакивает, рысит к Булатам почти вприпляс и тут же кидается обратно – подхватить копьишко.
В беседе с Чией Штырь отнюдь не считает нужным уточнять, что к отмелям Булаты наладились вместе с Хильдой.
Действительно, если издалека и чересчур-то не присматриваться – Хаш с Чабхой-Булатом вылитые ррхи, сестрички-братики, думает Резак. Точно как Ёна говорит. Ещё бы меньшому патлы распустить из этой гульки дурацкой, да ото лба забрить, и подкормить бы малость – все сразу бы признали, что родная кровь, и не важно, как там на самом деле. Резак провожает их взглядом, расположившись прямо за Булатовой палаткой, ближайшей к дому Последних.
Нет-нет, не то чтобы Пенни уши греет на старшачий разговор. Вот ещё. Ей-то что. Сидит себе тихонько, никого не трогает, никому не мешает, делом занимается – волосы расчёсывает, в кои-то веки нашлось время. А то Ржавка, заноза, сегодня возьми да брякни: ишь ты, Резак, у тебя на башке нынче ужики не ночевали?.. И то верно, давно было пора взяться за гребешок, да всё как-то руки не доходили. Действовать приходится осторожно и медленно, чтобы не повыдрать себе половину волос. На месте когда-то срезанной пряди под затылком подрастает нелепый клок; может быть, впрямь обнести затылок, на Ржавкин манер?..
Черти бы подрали этих старшаков – то и дело вворачивают какие-то заковыристые словечки, хрен там разберёшь, чего они балакают – с пятого на десятое…