Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Немыслимо рассматривать суждения Вальтера Беньямина о моде, не упомянув при этом французского поэта Шарля Бодлера. Мощное влияние Бодлера ощущается в самом характере текстов Беньямина, будь то его «Берлинское детство» или эссе «Париж – столица XIX века». Бодлер был одной из самых значимых и самых трагических фигур своей эпохи, и он прославился не только как великий поэт, но и как авторитетный художественный критик. Именно в его критических заметках, и в первую очередь в широко цитируемом эссе «Поэт современной жизни», мы находим начала той тенденции, которую позже подхватил и развил Беньямин и которая дала жизнь научной области, которая сегодня носит название «культурные исследования» (cultural studies). В этом эссе Бодлер выводит фигуру фланера; это типично городской, современный персонаж – праздно гуляющий созерцатель жизни, который, блуждая по улицам и паркам, может бесконечно рассматривать витрины, прилавки, афиши, вывески и, с не меньшим интересом, других прохожих, обращая особое внимание на то, во что и как одеты люди. Беньямин наследует от Бодлера технику извлечения поэтических прозрений из наблюдения за аномалиями и совпадениями, которые возникают в повседневной жизни. В таком контексте мода неизбежно становится центром внимания даже для Беньямина, поскольку в ней соединяются прошлое, настоящее и будущее: она узурпирует прошлое, олицетворяет настоящее и предвосхищает собственное неизбежное ниспровержение.

Будучи приверженцем марксистских взглядов, основанных на историческом материализме, Беньямин развивает собственную идею диалектического воображения, опираясь на труды Карла Маркса (см. главу 1), и в первую очередь на его «Капитал» (1867). Маркс посвятил достаточно много времени подробному описанию ужасов прошлого, доказывая, что его жертвы должны навсегда остаться в памяти, поскольку они образуют политический и экономический контекст современности. Именно взаимосвязь между памятью о жертвах капитализма и будущим освобождением, которое гарантируют законы прогресса, становится для Беньямина отправной точкой для пересмотра вопроса об истории. Вместо того чтобы исследовать прогрессивные тенденции исторического развития, Беньямин сосредоточивается на новом понимании места прошлого в настоящем. Его неприятие идеи прогрессивного линейного течения времени и отказ от отношения к будущему как к проходному этапу на пути к великой цели предполагают особое, мессианское или каббалистическое, представление о времени. Говоря иначе, для Беньямина прошлое всегда присутствует в настоящем, одновременно в потоке истории и вне его. В исследованиях моды идея Беньямина находит двоякое отражение: с одной стороны, предметы одежды несут в себе материальную частицу прошлого – оно может быть заключено в их форме или технологических ухищрениях (к примеру, использование в модели поддерживающих косточек или корсета), с другой стороны, прошлое может служить источником стилистического вдохновения и быть проявленным как эстетический компонент. Суть моды определяется цикличностью изменений и быстротой, с которой стили появляются и исчезают. Таким образом, мода, которая существует в настоящем, состоит в диалектических взаимоотношениях с прошлым. Как метко выразился Майкл Шерингем, «темпоральность лежит в основе подвижного – и в то же время по сути неизменного – настоящего моды, экзистенциально связанного одновременно и с прошлым, которое оно содержит в себе, и с будущим, которое оно предвосхищает» (Sheringham 2006: 182).

Говоря о месте, которое мода занимала в философских суждениях Беньямина, можно выделить два своеобразных пика. Первый – это его работы, посвященные Бодлеру, а второй – проект «Пассажи» (1938), и главным образом его раздел, загадочно озаглавленный «Конволют Б». Пригубив из чаши марксизма, Беньямин изначально испытывал глубокое недоверие к моде, считая ее самым надежным носителем капиталистического «ложного сознания». Последний термин сжато выражает мысль Маркса и Энгельса, которые утверждали, что капиталистические институты обманывают и предают пролетариат, делая все возможное, чтобы придать явлениям неверный смысл и в конечном итоге создать некую ложную картину мира и тем самым устранить возможность эффективной классовой борьбы. Мода – это видимость новизны, своего рода зеркальный лабиринт, где история превращается в игру отражений, которую Беньямин обозначает термином «фантасмагория» (Markus 2001). Мода помогает буржуазии разыгрывать сцены, порожденные ее ложным сознанием, находить утешение в новизне и игнорировать категории реальной полезности, которые указывают путь к истине. Можно сказать, что для Беньямина превращение одежды в моду – это акт насилия над эстетикой пользы, обесценивающий настоящую красоту, привлекательность, очарование и ауру предметов и приводящий их к единому знаменателю сумасбродного тщеславия, которое само по себе становится объектом эксплуатации, поскольку модные представления о красоте должны очень быстро отмирать, чтобы освобождать место тем, что идут им на смену.