Основания девятнадцатого столетия

Многое так прочно вошло в нашу плоть и кровь, что мы во­ображаем, что по–другому и не может быть, многое, что рань­ше казалось многообещающим, приходит в упадок, многое так устарело, что почти утратило связь с реальной жизнью в целом, и, в то время как корни этих новых цветов проросли в забытые века, фантастические цветы принимают за что–то неслыханно новое. Прежде всего мы получили в наследство кровь и плоть, в которых мы живем. Кто всерьез воспримет призыв «Познай самого себя», скоро поймет, что по крайней мере на 9/10 он се­бе не принадлежит. Это относится и к духу всего столетия. Да, выдающееся частное, поняв свое физическое положение и свое духовное наследие, исследует, анализирует и может дос­тичь относительной свободы. Оно осознает свою условность, и если само не может преобразиться, то может по крайней мере влиять на дальнейшее развитие. Напротив, век бессознательно движется по воле судьбы: его человеческий материал — плод исчезнувших поколений, его духовное сокровище — зерно и Spreu, золото, серебро, руда и глина — унаследовано, его тече­ния и колебания с математической неизбежностью проистека­ют из предыдущих движений. Ни сравнение, ни определение характерных признаков, особых свойств и достижений нашего столетия невозможны без знания предшествовавшего. Мы не можем сказать также что–либо о самом столетии, пока сначала не добьемся ясности о материале, из которого мы созданы фи­зически и духовно. Это, я повторяю, главное.

Исходный момент

Поскольку в своей книге я опираюсь на прошлое, я был вы­нужден составить историческую временную схему. Но в той мере, в какой моя история относится к настоящему, которое не позволяет дать определенного временного завершения, то ей не нужно определенного временем начала.

XIX век указывает не только в будущее, но и в прошлое: в обоих случаях ограничение допустимо только для удобства, но не дано в фактах. В общем введении я рассматривал 1–й год от Рождества Христова как начало нашей истории и более по­дробно обосновал эту точку зрения в вводном слове к I разде­лу. Однако, я не придерживался слепо этой схемы. Если мы когда–нибудь станем настоящими христианами, тогда то, что здесь только намечено, стало бы исторической действительно­стью, так как это означало бы рождение поколения нового типа: может быть, XXIV век, к которому узкими полосами про­тянутся тени XIX, сможет принять более четкие очертания? Если начало и конец тают и сливаются в безграничном penombra, то тем более необходима четкая линия. Здесь недостаточно произвольной даты.

Речь идет об определении исходного момента истории Европы. Пробуждение германцев к их историческому предна­значению основателей совершенно новой цивилизации и совершенно новой культуры образуют этот исходный момент. Центральным моментом этого пробуждения можно обозна­чить 1200 год.