Основания девятнадцатого столетия

Тем временем эта пустая фраза поражает нас слепотой и мы не признаем, что (а это лежит на поверхности) наша цивилиза­ция и культура, как любая более ранняя и любая другая, явля­ются плодом определенного, индивидуального человеческо­го вида, обладающего большими талантами, но и тесными, непреодолимыми ограничениями, как все индивидуальное. Так и витают наши мысли в безграничном гипотетическом «человечестве», не учитывая при этом конкретно данное и единственно эффективное в истории, а именно определенного индивидуума. Отсюда неясность нашей исторической перио­дизации. Если одну линию разграничения проводят через 500–й год, вторую — через 1500–й год, называя эту тысячу лет «Средневековьем», то тем самым расчленяют органическое те­ло истории не подобно опытному анатому, но разрубают его подобно мяснику. Взятие Рима Одоакером и Дитрихом фон Берном — только эпизоды вступления германцев в мировую историю, длившуюся тысячелетие. Решающая идея, а именно идея наднациональной мировой империи, — не умалилась, на­против, она долгое время оживлялась появлением германцев. Если 1–й год как год Рождества Христова сохраняет для истории человеческого рода и просто для истории вечно знамена­тельную дату, то 500–й год не говорит ни о чем. Еще хуже обстоит дело с годом 1500–м. Если мы проведем здесь черту, то мы проведем ее через все осознанные и неосознанные устрем­ления и развития: экономические, политические, художествен­ные, научные, — которые и сегодня наполняют нашу жизнь и стремятся к еще далекой цели. Если придерживаться понятия «Средневековье», можно легко найти выход: для этого доста­точно сознания, что мы, германцы, вместе с нашим гордым XIX веком находимся в «среднем времени» (как обычно пишут старые историки). Да, в настоящем Средневековье, так как пре­обладание временного, переходная стадия, почти полное от­сутствие определенного, законченного, уравновешенного явля­ется признаком нашего времени. Мы находимся в «середине» развития, уже далеко от начальной точки, и, очевидно, еще далеко до конечной точки.

Сказанного должно быть достаточно для отклонения друго­го разделения. Убежден, что это не произвольное мнение, а признание основополагающего факта всей новейшей истории, о чем и свидетельствует данная работа. Я

хотел бы еще кратко мотивировать свой выбор 1200–го года в качестве удобной средней даты.

Год 1200

Если мы спросим себя, где обнаруживаются первые призна­ки появления чего–то нового, новый образ мира на месте старо­го, разрушенного и на месте царящего хаоса, то мы должны бу­дем сказать, что эти характерные признаки встречаются уже во многих местах в XII веке (в северной Италии уже в XI веке), они быстро умножаются в XIII «славном столетии», как его называет Фиске, достигают в XIV и XV веках чудесного ранне­го расцвета в социальной и промышленной области, в XV и XVI веках в искусстве, в XVI и XVII веках в науке, в XVII и XVIII веках в философии. Это движение не прямолинейно. В го­сударстве и Церкви пробиваются основополагающие принци­пы, а в других областях жизни господствует слишком много бессознательного, что часто приводит людей к заблуждениям. Но главное отличие состоит в том, происходит ли только столкновение интересов или просматриваются идеальные своеобразные цели человечества: мы имеем эти цели приблизительно с XIII века. Но мы их все еще не достигли, они парят пред нами вдали, и на этом основывается ощущение, что нам так не хватает морального равновесия и эстетической гармо­нии древних, с одновременной надеждой на лучшее. Взгляд на­зад дает право на большие надежды. И, повторю, если этот взгляд ищет, где появились первые проблески таких лучей на­дежды, то он найдет их вокруг 1200 года. В Италии уже в XI ве­ке началось движение городов, то движение, которое одновре­менно обеспечивало подъем торговли и промышленности и предоставление широких прав и свобод целым классам населе­ния, которые до сих пор томились под двойным гнетом Церкви и государства. В XII веке ядро европейского населения на­столько расширилось и усилилось, что к началу XIII века была создана мощная Ганза и Союз рейнских городов. Об этом движении Ранке пишет («Weltgeschichte». IV, 238): «Прокла­дывает дорогу великолепное, полное жизни развитие, города конституируют мировую власть, к которой примыкают граж­данская свобода и крупные государственные образования». Еще до окончательного образования Ганзы в Англии в 1215 го­ду была издана Magna Charta, торжественное провозглашение неприкосновенности великого принципа личной свободы и личной безопасности.