В развитии музыкального мировоззрения Чемберлена заметную роль играло восприятие исполнительства. Не имея надлежащего музыкального образования и не разбираясь в технике чтения клавира, он формировал свое музыкальное мышление в непосредственном слушании. Особое впечатление на него произвел Антон Рубинштейн. Искусство гениального пианиста поставило перед Чемберленом проблему, значимую, в сущности, только для него: именно доказать, что он не еврей. Как мы видели, еврейское отношение к музыке, по Чемберлену, возможно только как интеллектуально организованное, рассудочное, т. е. не обладающее всей возможной полнотой восприятия и переживания. Но сказать такое в случае исполнительства Рубинштейна он не мог. Наблюдая за его внешностью, организацией мускулатуры рук, жестами, т. е. подходя к Рубинштейну, так сказать, физиогномически, он приходит к успокоительному выводу: «Рубинштейн вполне определенно не был семитом, тем более евреем»... «По своему типу он происходит из Центральной Азии, а именно, вероятно, из смешения монгола с арийцем. Его игра также была лишена всех семитских признаков». Мы остановились на этой детали как иллюстрации особенности мышления человека, ищущего лазейки для оправдания слабостей, противостоять которым он не в силах. Во всех других отношениях она не стоила бы внимания. Но такой интеллектуальный трюк Чемберлен проделал еще раз, и притом в несравненно более серьезном случае. Именно, когда перед ним встанет проблема «оправдания» христианства в контексте арийства и антисемитизма. Признавая исключительную культурную и духовную миссию христианства и будучи человеком верующим, он построил хитроумную аргументацию для доказательства, что его основатель не иудей, а человек иного расового типа. Аляповатость конструкции не убедила никого, и прежде всего тех, на кого она была рассчитана. Гитлер назвал ее интеллектуальным шарлатанством, не стоящим внимания.