Основы этнополитики

Зачем Соловей называет себя еретиком не до, а после того, как его еретичность (биологичность) уже выявилась как нельзя лучше? Затем, видимо, что он хочет быть еретичнее самого себя и утопить в акцентированной лжееретичности (а на деле — в просто недоказанной идее) свою подлинную еретичность по отношению к официозу, заключающуюся в безусловном приоритете биологического над социальным. Своего рода отвлекающий маневр. Или, возможно, мы имеем дело с нарочитым стремлением не упростить все до полной ясности, а наоборот, предельно усложнить — утеха интеллектуала.

Итак: о врожденной, переданной по наследству ментальности. Увы, никакой твердой научной, фактической, надежно верифицируемой базы под эту гипотезу Соловьем не подведено. Все весьма зыбко покоится на предположениях, возможностях и интуициях. Ссылка на американского лингвиста и философа Н. Хомски («согласно его теории генеративной грамматики логическое мышление и язык составляют часть генетического наследия личности») не убеждает. Ведь связь грамматики и синтаксиса с особенностями национального мышления очевидна; а вот характер их функциональной зависимости — не доказан. Мы говорим, как мыслим, а мыслим так, как это позволяет и предписывает тонкое строение нашей высшей нервной системы, но вряд ли можно основательно утверждать, речь ли формирует мышление или наоборот[265]

. Во всяком случае эта связь не является жесткой, иначе человек с русскими, допустим, генами, родившийся и выросший в Италии, все равно говорил бы по-русски, чего, конечно, не происходит.

И уж подавно никто не возьмется доказать, с чем мы имеем дело при объяснении душевных склонностей и предпочтений: с «генной памятью» или с памятью души о предыдущих рождениях. Хотя сам факт таких, порой необъяснимых, склонностей и предпочтений отрицать невозможно.

Но фактов-то как раз в этой важной «еретической» главе книги Соловья нет.

Он просто ссылается: «Теоретическое обоснование возможности врожденных этнических инстинктов представляет гениальная гипотеза К.Г. Юнга о коллективном бессознательном и архетипах… Концепт коллективного бессознательного фиксирует стадию выделения социального из природного, формирование собственно человеческого в человеке, что предполагает существование нескольких “подвальных этажей” в бессознательном, где уровень социальности повышается снизу вверх, по мере того, как человек начинает преобладать над животным»[266].

Увы, вот именно это и не доказано. Преобладание человека над животным если и происходит, то исключительно в области интеллекта, а не инстинктов или аффектов, где позиции человека, в сравнении с животными, не имеют никаких преимуществ (как бы не наоборот). Когда лошади, никогда в жизни не видавшие львов, начинают беситься и паниковать, едва заслышав львиный запах, — это есть, безусловно, факт генетически наследуемого страха (т. е. эмоционального, а не морфологического признака) перед запахом смертельной опасности. Но что же в этом социального?!

Вопрос об архетипах, конечно, очень непрост. Но не философам его решать путем умственных спекуляций. Скорее, тут слово — биологам, изучающим врожденные программы, инстинкты разных представителей живого мира.

Безусловно, человеку свойственны некие программы даже до рождения. Например, еще не родившись, младенец уже представляет себе, как должна выглядеть мать (из всех возможных масок его с первого дня будет тянуть к белому овалу с большим Т-образным знаком посредине). Знает он и как должен выглядеть самый опасный враг (леопард, орел, змея), инстинктивно замирая, или отдаляясь, или негативно реагируя на предметы, имеющие стилизованные характерные признаки врагов. Как лошади реагируют на запах льва.

Врожденные программы, по мнению этологов, хранятся в генах (их много сотен тысяч), а следовательно, в каждой клетке. Они неистребимы и не поддаются произвольной корректировке.

Но дело в том, что усвоение новых программ продолжается некоторое время после рождения, ибо и мозг человека доформировывается после рождения (сроки вариативны, индивидуальны). И пока идет это доформирование, действует т. н. импринтинг: впечатывание в мозг целых программ, таких, как родной язык, родной ландшафт, стилистика жилища и пр. «Долгое детство нужно человеческому ребенку затем, чтобы растянуть период самого эффективного обучения — период импринтингов, которые возможны, лишь пока в мозгу продолжается формирование новых структур»[267].

Ребенок (это важно понять) не «учится» родному языку, а «впечатывает», «запечатлевает», «импринтингует» его в себе сразу весь целиком, со всеми нормами словоупотребления. «Запечатление отличается от свободного, произвольного обучения чему угодно и когда угодно. Последнее требует повторения, запоминания, интеллектуальных усилий и может происходить в любом возрасте; без употребления полученные знания быстро утрачиваются… Импринтинг — это инстинктивный акт, он не требует от животного ни догадливости, ни воли, ни сознания, ни интеллекта. Это открытие этологов — их главный вклад в проблему человеческой речи» (Дольник).