Основы этнополитики

Поршнев: «Дж. Бернал подчеркивал: “Язык выделил человека из всего животного мира”. Многие (хотя не все) кибернетики, бионики и семиотики согласны с этим. Что до лингвистов, тут согласие полное. Вот, например, что писал Л. Блумфильд в статье “Философские аспекты языка”: “Позвольте мне выразить уверенность, что свойственный человеку своеобразный фактор, не позволяющий нам объяснить его поступки в плане обычной биологии, представляет собой в высшей степени специализированный и гибкий биологический комплекс и что этот фактор есть не что иное, как язык… Так или иначе, но я уверен, что изучение языка будет тем плацдармом, где наука впервые укрепится в понимании человеческих поступков и в управлении ими”. Впрочем, я не раз уже выше писал о том, что лингвистические концепции отнюдь не всегда применимы в антропологии. И в данном случае можно заметить, что ни психология, ни антропология не разделяют высказанное мнение…

В разных книгах по антропогенезу эта тема, конечно, в той или иной мере трактуется, однако никогда не на переднем плане и частенько не слишком-то профессионально. На VIII Международном конгрессе по антропологии и этнологии (Токио, 1968 г.) лишь американский антрополог Каунт и автор этих строк посвятили свои доклады нейрофизиологическим аспектам происхождения речи (“фазии”, по терминологии Каунта) и настаивали на невозможности дальнейших исследований антропогенеза вне этой проблематики».

Поршнев вполне научно формулировал: «Задача состоит в том, чтобы определить, во-первых, что именно мы понимаем под речью, речевой деятельностью, фазией; во-вторых, установить тот этап в филогенезе человека, к которому это явление (а не накопление его предпосылок) может быть приурочено».

Но затем ученый, увы, вполне произвольно постулировал, что специфической особенностью, «отграничивающей человеческую речь от всякой сигнализации или, если угодно, коммуникации и животных, и машин», является наличие синонимов и антонимов, без которых, якобы, «нет ни объяснения, ни понимания». Исходя из такого весьма спорного представления, а также из данных эволюции мозга и патологии речи, Поршнев считал, что в полном смысле слова речь появляется только у Homo sapiens

. «Более того, можно даже отождествить: проблема возникновения Homo sapiens — это проблема возникновения второй сигнальной системы, т. е. речи. На предшествующих уровнях антропогенеза каменные “орудия” и другие остатки жизнедеятельности ничего не говорят психологу о детерминированности этой деятельности речью»[320]

.

И далее Поршнев развивал излюбленную мысль о том, что якобы не владевший речью неандерталец — это еще животное, а кроманьонец — уже человек. Поскольку Поршнев верил в эволюцию человека от обезьяны и считал неандертальца ее звеном, то человек в его интерпретации предстает, по сути, как развившееся из обезьяны говорящее животное[321]. Что, на мой взгляд, излишне парадоксально и категорично. И вот почему.

* * *

Еще Дарвин уже в книге «Происхождение человека и половой отбор», как и в последующей (о сравнительной психологии животных и человека), убедительно показал, что в психике человека нет ничего качественно нового по сравнению с животными, а существуют лишь количественные различия, накопившиеся постепенно. Дарвин обнаруживал у животных — и современные исследования это подтверждают чем дальше тем больше — и мышление, и способность к совершенствованию, и употребление орудий, и речь, и эстетическое чувство, и чувство юмора, и совесть, и даже зачатки религиозности, не говоря о более простых психологических категориях[322]. Все это в человеке лишь возведено в некую степень как у биологического существа высшего порядка, венца развития животного мира. (Так считал эволюционист Дарвин, но сегодня мы признаем, что далеко не по всем параметрам высшей нервной деятельности животное уступает человеку.)

А второй создатель теории естественного отбора, А. Уоллес, в 1870 г. в сочинении «О теории естественного отбора», доказывал, что естественный отбор вообще не мог создать особенностей человеческого мозга, способности к речи, большей части остальных психических способностей человека, а вместе с ними и ряда его физических отличий. Таким образом, отцы-основатели парадигмы, приверженцем которой заявлял себя Поршнев, в корне расходятся с ним в понимании сущности порога отличия человека от животного и не находят его там, где ищет он.

Современная наука во многом подтвердила выводы Дарвина и Уоллеса, чему много способствовал «приматологический взрыв» 1970-х гг., не отраженный в концепции Поршнева. Группа американских исследователей во главе с Э. Бренон и Г. Террейсом выяснила, что обзьяны — причем не относительно высокоразвитые шимпанзе, а простые макаки — могут считать до девяти и различать абстрактные фигуры, что позволяет говорить о начатках у обезьян абстрактного мышления, до сих пор считавшегося исключительным свойством человека.