Основы этнополитики

В самом деле, почему неандерталец, бывший, вне всякого сомнения, каннибалом, а по предположению Поршнева еще и поедателем падали, в основном предпочитал хоронить в земле своих умерших соплеменников вместо того, чтобы их просто съедать? (Как мы знаем, ряд диких племен и в наши дни «погребает» своих мертвецов в желудках родственников, причем с религиозной мотивировкой[318].) Ясно, что делал он это не ради санитарии и гигиены, с коими знаком не был, а по более высоким соображениям. Тем более, что в могилы клали цветы, пищу, каменные или костяные орудия, сыпали магически охранную красную охру, черный уголь. Все эти элементы почтительного и предусмотрительного сопровождения покойников в мир иной свидетельствуют: перед нами первоначальный религиозный ритуал, совершавшийся людьми, признающими загробную жизнь и взаимное влияние потусторонних сил на земное бытие.

В наши дни еще возникают попытки, даже у этологов, рационалистического объяснения возникновения религий[319]

. В том числе выдать возникновение наитий и откровений за скрытое действие инстинктивных программ. Однако множащиеся с ХХ века научно документированные свидетельства мистического общения человека с потусторонним миром не придают этим попыткам убедительности. Религиозность, безусловно, есть результат непосредственного опыта, контакта и обратной связи с «нездешними силами», все равно по чьей инициативе, «оттуда» или «отсюда». Каковой опыт мог открыться человеку (отдельным людям) на самой заре их сознательности.

Но спросим: что же происходило с религиозностью в дальнейшем, на стадии активной расовой дивергенции и первичного этногенеза? На этот вопрос отвечает сам факт шокирующего разнообразия погребальных ритуалов: от ямного и шахтного — до огненного, воздушного (когда тела выставляются на специальных площадках — например, в кронах деревьев — на волю всех стихий и птиц), водного (когда труп, иногда полусожженный, пускают плыть по реке), а также упомянутого ритуального съедения. Этот факт говорит нам об одном: формирование этнических обрядов и верований есть, несомненно, продукт этногенеза, служащий одним из важных этноразграничителей вторичного, небиологического характера.

К слову сказать, явление духовной дивергенции даже среди животных хорошо известно этологам. К примеру, как отмечает А.М. Кондратов в книге «Звуки и знаки» (М., 1966), вороны, живущие в штате Коннектикут, не могут общаться с воронами Калифорнии. То есть: птицы одной породы, прекрасно находящие между собой общий язык в пределах локальных популяций, настолько расходятся в разных регионах по образу жизни, по привычкам, по знаковым системам, что не понимают друг друга и даже не скрещиваются между собой из-за этого!

 Вторичные различия в «вороньем менталитете», обусловленные длительной племенной изоляцией, приобретают характер условной, но жесткой видовой границы, в действительности (т. е. биологически) ею, разумеется, не являясь. Пример, многое объясняющий в человеческом общежитии.

Итак, этническая религиозность обретается заодно в ходе обретения собственно этничности, это несомненно. И наоборот: обретение религиозности является одним из наиболее важных элементов утверждения этничности в плане духовной дивергенции и обособления от других, чужих этносов. Будучи, как и язык, производным от биологических племенных особенностей этноса эпифеноменом, этническая религиозность так же становится затем сильнейшим фактором этнической идентичности.

Но что происходит дальше? Первичные родоплеменные верования, если данный этнос сколько-нибудь долголетен, могут смениться (и не один раз!) на более сложные, совершенные. Происходить такая смена, по-видимому, может двояким способом.

Во-первых — путем органического развития первоначальных представлений, их усложнения и обогащения новыми мифологическими подробностями. Порой, по закону диалектики, до собственной противоположности, как это произошло, причем дважды, у евреев, эволюционировавших от языческого многобожия к иудаистическому монотеизму, затем породивших и частью принявших христианство, но после отбросивших христианство и окончательно утвердившихся в иудаизме.

Во-вторых

— путем полного или частичного уничтожения этих представлений с заменой на иное, новое, привнесенное извне учение.

Насколько можно судить, первым путем прошли индусы, китайцы, евреи и некоторые другие. Это, заметим, помогло им сцементировать свою этничность не в жалких веках, не на убогую тысячу лет, а как минимум на 3–5 тысячелетий! И в дальнейшем, надо думать, поможет.

Не сумели пройти первым путем и избрали второй — египтяне (правда, ни сам этот сложносоставной этнос, ни его религия не были изначально автохтонны и самотождественны), эллины и во многом наследовавшие им римляне, кельты, германцы, славяне, персы…

Что сказать в заключение? Тут важно выделить два аспекта.