Основы этнополитики

Зря автор так ограничивает возможности «ученого» (без кавычек в данном случае употребление этого слова неуместно). Это почему же вдруг? Ведь стоит только допустить, что нация есть плод воображения, как ничем уже ограничить этот процесс не удастся: наций будет столько, сколько участников процесса, у каждого — своя, им воображенная. Таково неизбежное логическое следствие конструктивистской посылки. Ибо субъективный идеализм (а мы имеем дело именно с ним, притом в злокачественной форме) базируется только на идеях самого субъекта. Сколько субъектов — столько идей. А то и более, поскольку количество идей у одного субъекта тоже ничем не ограничено.

Таким образом, если довести изложение статьи Ремизова до логического завершения, чего он сам успешно избегает, можно резюмировать: все дело в дефинициях. Дальнейшее лишь дело умственной изворотливости. Объявите, что нация — это особый вид чемодана или удочки (или вообще что угодно, кроме того, чем она является на самом деле), и вам будет несложно затем доказать, что нация может быть только воображаемым чемоданом или удочкой.

Но беда в том, как мы убедились, что когда доходит до дефиниций, вот тут-то конструктивисты, как зарубежные, так и отечественные, пасуют самым жалким образом. Потому что с доказательствами у них дело обстоит из рук вон плохо. Недоказуемое никак не доказывается.

Тут самое время перейти от Ремизова к его младшему коллеге Александру Храмову — протеже Крылова и Сергеева. Его политическую концепцию мне уже приходилось характеризовать весьма подробно. Основной вывод был малоутешителен: перед нами энциклопедия расхожих, но недостоверных сведений, а также заблуждений разной степени добросовестности на тему русской истории, русского национального государства и вообще русского народа.

Задача данного фрагмента моего эссе в том, чтобы вскрыть гносеологические корни, вскормившие вышеуказанные плоды храмовского творчества.

Их искать недолго. Храмов например, свою статью об истории Российской Федерации основывает на таком, хорошо уже нами изученном, краеугольном камне: «”Национализм — это прежде всего политический принцип, согласно которому политическое и национальное единство должны совпадать”. Так начинает свою знаменитую книгу Э. Геллнер».

Это заявление — своего рода присяга, оммаж вассала — сеньору, чьи цвета он разместил на своем щите.

Но еще характернее высказывания Храмова в его концептуальной статье «Национализм и модернизация. Теория и перспективы либерального национализма»[603]. Основной пафос статьи — это послание либеральному лагерю: мы одной крови, между нами больше общего, чем различий, наша дивергенция — лишь дело времени. Автор даже пытается смоделировать своего рода гибрид: либеральный национализм (до и за него это уже пытались сделать педагоги Высшей школы экономики — «осиного гнезда российского либерализма»[604]). Словом, на светлый облик русских националистов Храмов попытался натянуть овечью шкурку, чтобы либералы, от союза с коими юный политик чает многих благ, не шарахались в испуге.

Ясно, что в таком контексте конструктивизм имеет быть понят и публично трактован только с положительными коннотациями: «Именно в свете конструктивистской парадигмы концепция либерального национализма обретает завершенность».

Безоговорочное письменное принятие конструктивизма со стороны Храмова выполняет роль своего рода верительных грамот в такой «народной дипломатии»: «Только в последние десятилетия XX века усилиями Э. Хобсбаума, Э. Геллнера, Б. Андерсона и других исследователей национализма, разрабатывавших т. н. “конструктивистскую парадигму”, стало понятно, что нации появились (были “изобретены”) совсем недавно, в начале XIX века».

Вот и все, просто и мило. Оммаж и верительные грамоты принесены по полной формуле и процедуре. Храмов «все понял»! Спасибо учителям! Слава конструктивизму!

А чтобы не сомневались, что он действительно все понял, Храмов транслирует основные идеи конструктивистов: «Согласно известному тезису Геллнера, не “нации порождают национализм, а национализм — нации”. Некорректно утверждать, будто нации “складывались”, “вызревали” на протяжении столетий и лишь “пробудились” в XIX веке, это существенно искажает историческую перспективу. Нет, нации — продукт эпохи Модерна, пришедший на смену религиозным, локальным, племенным идентичностям предшествующих эпох. Нация начинается вовсе не с народной иррациональной стихии, а с группы интеллектуалов, придумывающих концепцию нации и распространяющих ее через систему образования, через газеты и популярную литературу».