Особенности национального пиара

Прибитый злодеями к дереву, сжигаемый поляками Бульба, вроде должен кричать им о Михаиле Романове, обретенном царе Русской земли. Но слаб Миша, слаб. По смыслу, конечно, ближе Алексей Михайлович — ему уже покоряются разные мировые силы. Ужо задаст он вам, ляхи!

Хотя нет, не разбирался козак Тарас Бульба в таких тонкостях. Просто в свой смертный час искал и черпал старый козак силу в грядущем величии Русской земли.

А Гоголь, я думаю, под русским царем имел в виду всю династию Романовых — и современного ему Николая I в том числе. Повесть не привязана к конкретному историческому периоду — там есть реалии и XVI, и начала XVII столетия, и даже XV. Гоголь так сделал сознательно. Для нашего классика всего важнее было создать образ героического восхождения русской земли Украины к подлинному величию, воплощенному в многонациональной Российской Империи.

Сам писатель к этому пришел не сразу. В первой редакции повести, опубликованной в сборнике «Миргород» и сразу ставшей знаменитой, никакого царя не было. Последние слава Бульбы там были такие:

«"Прощайте, паны-браты, товарищи! — говорил он им сверху. — Вспоминайте иной час обо мне! Об участи же моей не заботьтесь! Я знаю свою участь: я знаю, что меня заживо разнимут по кускам, и что кусочка моего тела не оставят на земле — да то уже мое дело... Будьте здоровы, паны-браты, товарищи! Да глядите, прибывайте на следующее лето опять, да погуляйте, хорошенько!.." Удар обухом по голове пресек его речи». (1835)

Нет царя. А во второй редакции (вообще-то Гоголь переписывал повесть 9 раз — от руки), которая и стала «канонической», последние слова Тараса Бульбы, те, что прославлены вновь в 2009 году Владимиром Бортко и Богданом Ступкой, такие:

«— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..

А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался пламенем по дереву... Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!» (1842)

Мятежный гетман Богдан Хмельницкий, взволновав Украину, просился под крыло царя. Но в Москве медлили, выжидали. Как подданный Хмельницкий был менее удобен, чем как негласный союзник, но и выдать врагам православную Украину было нельзя. А Хмельницкий грозил, мол, не поддержите, так задружусь с крымскими татарами, а то и с поляками — и приду на Москву. Алексей Михайлович, видимо, был хорошо информирован: спокойно ждал, пока дела у Хмельницкого пойдут не так хорошо... Вскоре союзники Хмельницкого, крымские татары, ушли к себе и казаки стали проигрывать полякам сражение за сражением. Тогда Алексей Михайлович предложил Богданову войску переселиться на пустовавшие русские земли по рекам Донцу и Медведице, на что они уж и согласились, а потом — взял и забрал себе всю Малороссию.

Конечно, тут же с Польшей началась война, которой не преминула воспользоваться Швеция, и когда Речь Посполита не смогла сражаться на два фронта и оказалась на краю гибели, с ней было заключено перемирие. По его условиям, царь Алексей Михайлович должен был быть избран польским королем после смерти польского короля.

Вот вам и Тишайший — и Украину забрал, и к Польше прицелился. После всех бедствий и кризисов его тридцатилетнего царствования, к концу его, страна простиралась от Днепра до Тихого океана. И Бог знает, какой бы она стала, проживи Алексей Михайлович столько же, как Леонид Ильич. Но он умер в 47 лет. Вероятно, нелегко это давалось — быть добрым батюшкой-царем.

То, что в русских народных сказках царь всегда пожилой, — это дань народа мудрости Алексея Михайловича.

А ведь письмо боярину Ордину-Нащокину писал всего лишь молодой 31-летний человек.

Стенька Разин. «Избирательная кампания» разбойника.

Работа с народным подсознанием

Если бы Степан Разин услышал главный лозунг Великой французской революции, он подписался бы под каждым словом: «Свобода. Равенство. Братство». Конечно, если бы кто-то ему перевел, а сам он умел писать. Но в любом случае народный вождь добавил бы: «А кто супротив того — в воду». В смысле — утопить.

В воду он бросил персидскую княжну.

Брови черные сошлися — Надвигается гроза,

Алой кровью налилися Атамановы глаза.

— Волга-Волга, мать родная,

— Волга, русская река,

Не видала ты подарка

От донского казака!

Мощным взмахом поднимает

Он красавицу княжну

И за борт ее бросает

В набежавшую волну.