Особо дикая магия

Маргарет ведет его наверх и медлит перед дверью своей спальни. Стоя здесь, с Уэсом на расстоянии меньше шага у нее за спиной, она чувствует себя беспомощной, как перевернутый на спину краб. В сущности, она впустит его сюда после того, как он уже порылся в осколках ее жизни, так что особого вреда от этого не будет. Однако этот осколок до сих пор оставался нетронутым и все еще принадлежит ей. Если ей удастся отказать ему в самой уязвимой и глупой из частиц самой себя, так она и сделает.

– Подожди здесь.

Заметив, как он тянет шею, пытаясь заглянуть в дверь, пока она проскальзывает в нее, она успевает метнуть в него возмущенный взгляд и захлопнуть дверь за собой. В самой глубине ящика своего письменного стола она находит старый железный ключ, испещренный зелеными пятнами под тонким слоем шероховатой пленки. Маргарет дочиста вытирает его, ощущая подушечкой большого пальца выпуклые чешуйки уробороса.

Ни при каких обстоятельствах Маргарет не разрешалось заходить в материнскую лабораторию без приглашения, как только началась работа над философским камнем, но перед отъездом Ивлин доверила ей комплект запасных ключей. Тот, что от лаборатории, Маргарет держит здесь, в своей комнате. Другой, открывающий потайной ящик письменного стола Ивлин, спрятан еще надежнее – висит у нее на шее. Пускать сюда постороннего – это противоречит всем ее инстинктам, всем полученным урокам. Но что еще ей остается? Не может же она позволить ему и дальше создавать неподъемные колуны теперь, когда в запасе у них осталось всего шесть дней.

Уэс ждет за дверью ее комнаты, у окна, сложив руки за спиной. Прошлой ночью дождь исполосовал стекло, и теперь оно слабо мерцает в солнечном свете, отбрасывая акварельные тени на его лицо.

– Готов? – тихо спрашивает она.

– Ага.

Каждый шаг по этой части коридора наполняет ее полузабытым ужасом. Сколько раз она повторяла этот путь от спальни до лаборатории в страшных снах! Сколько раз рывком просыпалась, потому что у нее в ушах по-прежнему звенел вопль матери, теперь уже почудившийся ей! Ключ поворачивается в замке. Холод дверной ручки ножом врезается в ладонь. А потом дверь с усталым скрипом открывается.

Солнечный свет, затопивший комнату, ослепляет ее. Смаргивая радужные пятна в поле зрения, она вглядывается в ленивое кружение облака пыли в воздухе. Здесь все осталось по-прежнему, ничто не изменилось. Когда-то они с Дэвидом, растянувшись на полу, наблюдали, как их мать зачаровывает глупые безделицы, чтобы им было с чем поиграть. Парящие в воздухе, легкие как перышко игрушки и плюшевых зверят со светящимися, словно светляки, носами. А летний ветерок залетал в открытые окна и уносил смрад алхимии.

Но эти воспоминания мгновенно вспыхивают и сгорают, стоит ее взгляду упасть на неровное пятно на половицах, темное, как ржавчина. Еще одно воспоминание увлекает ее за собой быстрее, чем она успевает опомниться.

Все плывет и искрится вокруг нее, Маргарет кажется, будто она погрузилась на дно морское. У нее перехватывает дыхание, в ушах шумит кровь, она и здесь, и за тысячу миль отсюда, вдыхает серную вонь и дрожит, а вода струится по полу и пропитывает подол ее ночной рубашки…

– Маргарет?

Это мать опять зовет ее. Это тот самый хала повторяет ее имя шорохом опавшей листвы.

– Маргарет, ты меня слышишь?

Нет. Это мужской голос, и он твердит ее имя, как заклинание.

Маргарет, Маргарет, Маргарет.

Она судорожно вдыхает. Словно очнувшись от сна, она осматривается и видит, что смотрит прямо в темные, оттенка секвой, глаза Уэса, а пленка, затуманивающая зрение, рассеивается.

Растерянность и озабоченность, которые она видит в его глазах, кажутся ей унизительными. Поначалу она не может вспомнить, где они и чем занимались. А потом мало-помалу возвращаются ощущения. Его крепких и надежных рук у нее на плечах. Прочности стула под ней. Холодных бисерин пота на висках и наждачной сухости в глазах.

– Эй! – зовет он почти ласково. – По-моему, ты на минуту куда-то перенеслась. Все хорошо?

Это слишком мучительно – снова терпеть его доброту, хотя не далее как прошлой ночью она по неосторожности обратилась к нему за защитой. Ей еще помнится, как билась его жилка возле ее переносицы, и то, как он не отпускал ее, пока они не отдалились от города. Он ни о чем не расспрашивал, и вряд ли она ответила бы, если бы он спросил. Но это… эти «эпизоды»… с ними она должна справляться в одиночку. Желание утешений – слабость, которую она не может себе позволить.

– Да. – Она стряхивает с плеч тяжесть его рук и неуверенно поднимается. – Все в порядке.

Уэс сует руки в карманы с таким видом, будто намерен с ней поспорить.

– Ясно. Ладно.

Маргарет видит, что он желает понять, но как она может объяснить способы, которым разум защищает ее от того, чего больше никто не видит? Как может человек из такой семьи, как у него, в действительности понять ее?