Особое мясо

До Перехода по мясным лавкам ездили рядовые, малооплачиваемые сотрудники, которым зачастую вменялось в обязанность «немного оптимизировать» мясо, чтобы впарить магазинам то, что уже начало портиться. Он помнит, как об этом рассказывал один из таких агентов, работавший на комбинате, принадлежавшем его отцу: «Что мы продаем? Мертвечину. А все, что мертво, начинает гнить. Вот только людям такое положение вещей, похоже, не нравится». За разговорами этот сотрудник постепенно раскрыл ему все хитрости поддержания товарного вида мясных продуктов. Важно, чтобы мясо выглядело свежим, но еще важнее скрыть неприятный запах. «В консервы закачивается монооксид углерода, а для товара, лежащего на витрине, важно, чтобы было очень холодно; можно комбинировать гипохлорит и гидрокарбонат натрия, добавлять уксус и — главное — приправы. Побольше перца!» Люди часто доверяли ему свои секреты. «Наверное, это потому, что я умею слушать и не люблю говорить о себе», — думает он. Тот человек рассказал ему, как его начальник закупал мясо, забракованное санитарным контролем (пока шло оформление запрета, в тушах успевали расплодиться опарыши). Так вот, от него требовали обработать это мясо, чтобы можно было выставить его на продажу. Обработка заключалась в загрузке протухшего мяса в морозильную камеру: продолжительная глубокая заморозка эффективно приглушает неприятный запах. Также его заставляли продавать мясо, зараженное различными болезнетворными микробами — с желтыми пятнами, которые ему нужно было соскребать и смывать. Тот сотрудник говорил, что решил уйти с работы, потому что не мог больше выносить этого. Потому, с его слов, он и устроился на комбинат «Кипарис»: репутация у компании была безупречной, а сам он хотел просто работать, чтобы кормить семью, — работать хорошо и честно. От запаха гипохлорита натрия у него кружилась голова, а от вони протухшей курятины его просто выворачивало наизнанку. Он утверждал, что не мог больше спокойно смотреть в глаза женщинам из бедных семей, которые покупали в магазинах самое дешевое мясо, чтобы приготовить еду детям. Когда хозяина рядом не было, он продавал им нормальные свежие продукты, но в присутствии начальства ему приходилось всучивать покупателям тухлятину. Он потом спать не мог спокойно от чувства вины. Та работа просто медленно убивала его. Техо рассказал об этом отцу, и тот немедленно разорвал контракт с магазином, а этого сотрудника взял рабочим на комбинат.

Его отец — человек честный. Может быть, именно поэтому и сошел с ума.

Он садится в машину с тяжелым вздохом, но, вспомнив, что ему предстоит визит к сеньоре Спанель, непроизвольно улыбается. И это — несмотря на то, что встречи с этой женщиной всегда проходят сложно.

Он спокойно ведет машину, но вдруг в его голове возникает образ запертой в гараже самки. Что она сейчас делает? Хватило ли ей еды? Не холодно ли ей? В адрес Гринго вновь льется поток проклятий, пусть и не высказанных вслух.

Он подъезжает к мясной лавке сеньоры Спанель. С тех пор, как исчезли собаки, на тротуарах в городе стало чище. И свободнее.

Город живет в напряжении. Он алчен и ненасытен.

Во время Перехода мясные магазины закрылись, и лишь спустя долгое время, когда был узаконен каннибализм, они стали открываться вновь. Их мало, они стали своего рода бутиками, торгующими эксклюзивным товаром. И требования к поставщикам они выдвигают самые жесткие. Главное — качество. Теперь мало кто из владельцев может содержать больше одной торговой точки. Если кто-то и открывает вторую мясную лавку, то руководить этим отделением ставят кого-то из родственников или из самых проверенных друзей.

«Специальное» мясо из специализированных магазинов — товар не самый доступный. Соответственно, существует и черный рынок мяса, где все стоит дешевле, потому что сырье не проходит никаких проверок, не получает при жизни никаких лекарств и прививок. Это самое обыкновенное мясо, которое, поговаривают, при жизни имело имя и фамилию. Это мясо добывается незаконно, в основном после наступления комендантского часа. Зато можно быть уверенным в том, что оно не является генетически модифицированным: просто никому и в голову не приходило улучшать его, чтобы оно стало более мягким, более вкусным и соблазнительным.

Спанель одной из первых заново открыла свою лавку. Он знает, что этой женщине нет дела до того, что кто подумает и что происходит вокруг. Все, что она умеет, — это рубить мясо, и делает она это с хладнокровием хирурга. Вязкая энергия, заполоняющая помещение, ледяной воздух, в котором скукоживаются и почти исчезают запахи, белый кафель, который якобы подчеркивает гигиеничность процесса, фартук, перемазанный кровью, — до всего этого ей нет никакого дела. Для госпожи Спанель подцеплять, резать, дробить, обрабатывать, отделять от костей, резать на куски то, что еще недавно жило и дышало, — это привычная работа, выполняемая автоматически, но предельно точно. Это не просто ее дело, это скрытая, хорошо просчитанная страсть.