Особое задание: Повести и рассказы

«Из автомата вряд ли достанешь», — подумал Миша, жалея, что не захотел таскать вместе с автоматом трофейное ружье. И еще он не знал: можно ли стрелять до команды? Он вопросительно поглядел на отца. Тот, слившись с пулеметом, поднимал длинный с вороненым отливом ствол выше.

Впереди офицера оказался конник в черном пальто. Он немного отъехал от сгрудившихся всадников и, размахивая шапкой, начал громко призывать партизан сдаться. Ему никто не ответил. Переводчик вернулся к офицеру. После короткого совещания враги смелее двинулись вперед. Часть конников откололась от строя и пошла в обход кошар.

— Сынок, поближе к пулемету, — попросил Мишу Зиновий Афиногенович, придвигая его к себе.

— Мне так плохо видно, — сказал Миша, поднимая голову.

— А ты не очень высовывай башку. Она еще пригодится, — пошутил отец, пригибая его к земле.

— Зря он согнал меня со скирды, — недовольно проговорил Миша, вспомнив, как оттуда, сверху, хорошо было видно и дорогу, и пригорок, а тут, как мышь-полевка, выглядывай из норы.

— Значит, окружить нас захотели, — вслух подумал Романов-старший. — Думаете, нас кучка.

А враги все ближе и ближе. Несется по мерзлой земле звонкий перестук копыт, напоминающий Мише барабанную дробь. Солдаты все сильнее пришпоривают коней. Те, широко выбрасывая вперед ноги, вытягивают оскаленные морды. Вот уже слышны подбадривающие крики офицера.

Миша снова взглянул на отца. Его серое от бессонницы и бивачной жизни крупное лицо покрылось потом. Его сильные большие руки так сдавили рукоятки, что на суставах выступили белые пятна. «Ну что же нет команды», — с досадой подумал пионер, нервно направляя ленту, и в это время с мыска, от землянки, дружно прогремел короткий залп. Ему тотчас ответил другой, от скирд. Больше половины солдат попадало с седел. Ошалелые лошади, освободившиеся от седоков, рванулись врас-сыпную. Уцелевшие враги круто развернулись и на рысях начали уходить за спасительный бугор.

Зиновий Афиногенович нажал на спусковой крючок, и стрекот пулемета заглушил все ос-тальные звуки. Еще трое всадников остались иа земле. Кто-то кинулся к лошадям, но Ломакин почему-то не разрешил.

Пимен Андреевич, пригибаясь, побежал к скирде, где лежала группа Хорошунова, затем — к другой, где был Паршиков, а уж оттуда вернулся к землянке.

Прошло десять, двадцать минут. Вражеские солдаты не подавали признаков жизни.

— Ускакали за подмогой, — уверенно высказался Зиновий Афиногенович. — Слазил бы, Миша, поглядел, — попросил он.

Сын охотно выполнил его просьбу. Ловко перебирая руками холодный жесткий канат, он скоро очутился наверху. Отсюда открывался широкий простор для наблюдения. Конники стояли за бугром и, очевидно, думали, как им вести себя дальше. Эх, жалко, что Ломакин не дал ему свой бинокль! С каким удовольствием он поглядел бы на выражение их лиц.

На припорошенной снегом земле застыли убитые. Успокоенные тишиной лошади подходили к своим хозяевам, понуря голову, топтались подле. «И почему Ломакин не разрешил их собрать? — не понимал Миша. — Сели бы на них и ускакали. Его, например, ни один жокей не догонит. Да и другие. Ведь в партизану ской школе все обучались езде на верховых лошадях».

Миша снова с сожалением посмотрел на коней, бродивших по степи. Сосчитал — одиннадцать. Маловато. Если бы двадцать. Ага. Договорились о чем-то, мамалыжники. Растянулись цепочкой. Дураки. Неужели не поняли, что тут каждый бьет не хуже снайпера?! Недаром Алексей Михайлович Добросердов день и ночь гонял их на стрельбище. Из любого положения учил стрелять без промаха.

— Собираются идти, — крикнул Миша, больше всех обращаясь к отцу. — Вытянулись кишкой!

Партизаны снова притихли, сосредоточили все внимание на гребне бугра, ожидая появления врагов.

— Давай сюда! — позвал его Зиновий Афиногенович. После первой атаки он немножко отошел, успокоился. И ко второй уже готовился без того внутреннего страха. Страха не за себя, а за сына. Он думал, что конники на полном галопе ворвутся в их ряды. Он помнит до сих пор, как белоказачьи эскадроны лавой сбивали передние заслоны красных и, зловеще сверкая шашками, мяли и крушили все на своем пути. Но каратели оказались не такими отчаянными. Первый же залп расстроил их ряды, смял твердость духа, сбил, как баранов, в кучу. По густой массе стрелять всегда сподручнее. Теперь же всадники растянулись. Пулеметом много не наработаешь.

Поднявшись на бугор, каратели сразу пришпорили коней и с гиканьем и улюлюканьем понеслись на партизан. Они шли, широкой подковой охватывая кошары. В их дикий крик вплетались резкие и частые ружейные выстрелы. Хотя били они бесприцельно, но пули разъяренными шмелями проносились над головами, заставляя прижиматься еще плотнее к земле.