В кабинете с мебелью из розового дерева работал кондиционер. Окон не было, свежего воздуха тоже, ни днем, ни ночью. Когда мы хоронили бабушку, сообщил Окли, именно тут все сидели и обсуждали похороны с гробовщиком. За столом из все того же розового дерева возвышался величественный трон. Чуть ниже, для обычных смертных — кофейный столик и два кожаных стула с деревянными подлокотниками. На столике — поднос из розового дерева с початой бутылкой выдержанного кальвадоса.
До сих пор Тоби с Джайлзом ни разу не посмотрели друг другу в глаза. Во время переговоров Джайлз предпочитал задерживать взгляд на чем угодно, только не на своем собеседнике.
— Ну, Тоби, как жизнь? — с улыбкой спросил Окли, наливая себе кальвадос, от которого Тоби любезно отказался.
— Хорошо, благодарю вас. А как поживает Гермиона?
— Ну а как великий роман? Уже написан, сверстан и готов к печати? — не обратив внимания на вопрос, продолжил Окли.
— Джайлз, зачем вы меня позвали?
— Затем же, зачем ты сюда приехал, — парировал Джайлз, чуть обиженный столь непристойно быстрым переходом к делу.
— Ну и что же это за повод?
— Одна тайная операция, которую три года назад вроде бы собирались провести, но, к счастью, так никогда и не провели. Пойдет тебе такой повод? — с напускным оживлением спросил Окли.
Прежде живой, похожий на гнома, теперь он как-то поник. Когда-то ярко блестевшие глаза потускнели, а веселые морщинки, окружавшие рот, теперь сбегали вниз, придавая лицу вечно обрюзгшее выражение.
— Вы про операцию “Дикая природа”? — уточнил Тоби.
— Если тебе угодно вдаваться в ненужные подробности, то да, ты прав.
— Так операцию “Дикая природа” провели вполне успешно — если не считать того, что в ходе нее убили пару невинных людей. И вы это знаете так же хорошо, как и я.
— То, что знаю я или ты, не имеет никакого значения. Вопрос в том, знает ли об этом остальной мир и должен ли знать. И каков же ответ? Это, конечно, должно быть и ребенку понятно, но все же я тебе растолкую: нет, знать об этом никто не должен, никогда и ни за что. В таких случаях время ничуть не лечит, и не стоит бередить эту рану. Ты только представь, на сколько децибел устроят шум разгневанные граждане, если узнают, как давно британское правительство отрицало всякую свою причастность к этой операции, — довольный столь цветистой метафорой, Джайлз невесело улыбнулся и откинулся на спинку кресла, очевидно дожидаясь аплодисментов. Так и не дождавшись оваций, он отпил немножко кальвадоса и беззаботно продолжил:
— Ты подумай, Тоби, толпа американских наемников, сдобренная кучкой переодетых британских спецназовцев, и всем им платят республиканцы-евангелисты. Ну а управляет всем этим сбродом, скорее всего, сомнительного вида оборонный подрядчик в сговоре с жалкой группкой неистовствующих неоконсерваторов из помирающей Новой Лейбористской партии. А что в итоге? Изуродованные трупы ни в чем не повинной мусульманки и ее крошечной дочери. Сложно представить, какой вой поднимется в наших СМИ! Ну а что касается нашего прекрасного Гибралтара с его многонациональным населением, то после такого скандала он еще лет сто будет ныть, чтобы мы отдали его обратно Испании. Если, кстати, еще не начал ныть.
— И что?
— Не понял?
— Так чего вы от меня хотите? Что мне, по-вашему, следует сделать?
Внезапно взгляд Окли, обычно ускользающий и долго ни на чем не задерживающийся, буквально впился в Тоби:
— Не
— Для чего не слишком поздно?
— Для твоей карьеры, для чего же еще? Прекрати эту свою фарисейскую гонку непонятно за чем — она тебя прикончит. Закрой эту страницу своей биографии и начни с чистого листа. Тебе все простят, поверь мне.
— Кто это сказал?
— Я.
— А еще кто? Джей Криспин? Или еще кто-то?
— Какая разница? Осведомленный консорциум ученых мужей и дам, радеющих за судьбы родины. Такой ответ тебя устроит? Не будь ребенком, Тоби.
— Кто убил Джеба Оуэнса?
— Убил? Никто. Он сам себя убил. Бедняга. Он ведь много лет страдал от психического расстройства. Он тебе этого не говорил? Или на такую правду ты предпочтешь закрыть глаза?
— Джеба Оуэнса убили.
— Глупости. Полнейшая чушь. С чего ты это взял? — Окли решительно выдвинул вперед подбородок, но голос его звучал уже не так уверенно, как раньше.
— Джеб Оуэнс якобы застрелился — выстрелил в голову из чужого пистолета, держа его не той рукой ровно за день намеченной встречи с Пробином. Накануне смерти он был полон энтузиазма и надеялся изменить свою жизнь к лучшему — даже позвонил в день убийства жене, с которой они расстались, и сказал, что у них снова все будет хорошо. Его убийца, кем бы он ни был, нанял какую-то посредственную актриску, чтобы та прикинулась врачом — который в реальности вообще-то мужчина, но она этого не знала, — и позвонила Пробину домой уже после смерти Джеба. Эта фальшивая докторша сообщила Пробину, что Джеб жив, но лежит в психиатрической клинике и ни с кем не хочет общаться.