Особый склад ума

Голос ее прозвучал гулко, отдаваясь эхом в пустом вестибюле. Сьюзен подумала, что примерно так звучал бы звук человеческого голоса, если бы кто-то отважился заговорить в тиши научной библиотеки. Вместо того чтобы ответить, она осмотрелась вокруг, удивляясь тому, что нигде не видит охранников. Все, что она видела, — это видеокамеры, расположенные в углах помещения. Ни систем электронного наблюдения и тревожной сигнализации, ни чего-нибудь еще в этом духе. И никакого оружия. Вместо этого здесь царила довольно унылая тишина, хотя и не такая уж полная, потому что с верхнего этажа доносились отдаленные звуки симфонической музыки, которая раздавалась где-то в глубине здания.

— Здравствуйте, — ответила наконец Сьюзен.

Женщина подала ей знак подойти ближе, и Сьюзен направилась к стойке, тихо ступая по красно-синему восточному ковру.

— Скажите, это вам нужны наши услуги или вы имеете в виду кого-то другого?

— Простите…

— Именно вы стоите на пороге смерти или это кто-то из ваших близких?

Сьюзен остановилась в задумчивости.

— Нет, — пробормотала она, — это не я.

Женщина улыбнулась.

— О, я рада, — сказала она. — Вы так молодо выглядите, и, когда вы вошли в эту дверь, я тотчас подумала, что было бы слишком несправедливо кому-либо в столь цветущем возрасте иметь необходимость попасть сюда, потому что вам еще жить да жить. Не то чтобы мы не открывали наши двери тем, кто еще не стар. Конечно же, мы принимаем всех, но, как бы мы ни старались облегчить их участь, всегда тяжело сознавать, что судьба так жестоко обманула их ожидания. Думаю, всему нашему персоналу легче, когда к нам поступают те, кто уже вступил в свои зрелые годы. Как там сказано в Псалтыри? В долготу дней. Недаром в Библии говорится, что семьдесят лет — нормальная продолжительность человеческой жизни.

— Так это у вас хоспис?

Женщина пожала плечами:

— А как вы думали, куда вы пришли, дорогая?

Сьюзен тоже пожала плечами:

— Откуда мне знать? Снаружи этот дом выглядел так необычно. Он, похоже, очень старый, будто принадлежит прошлому, а не будущему.

— Смерть — это тоже своего рода переход в прошлое, — ответила женщина. — Ей сопутствуют воспоминания о местах, где человек побывал прежде. И стремление оценить случившееся за всю жизнь. — Она вздохнула. — Это становится с каждым годом трудней и трудней.

— Что именно? — не поняла Сьюзен.

— Умереть в согласии с самим собой. Умереть, испытывая удовлетворение от прожитой жизни. Умереть достойно, сохранив любовь и уважение. В наши дни люди все больше умирают как-то неправильно. — Женщина покачала головой и снова вздохнула. — Смерть теперь выглядит какой-то поспешной и трудной, — добавила она. — Какой-то неблагородной. Если, конечно, умирающий не попадает к нам. Мы делаем ее… Ну, вроде как более тихой и спокойной, что ли.

Сьюзен, к своему удивлению, обнаружила, что готова с этим согласиться.

— Похоже, вы правы, — произнесла она.

Женщина опять улыбнулась:

— Может, вы хотели бы пройти и осмотреть весь дом? У нас сейчас всего двое пациентов. Так что свободные места имеются. А к вечеру освободится еще одно. — Женщина кивнула в сторону доносящихся издалека звуков музыки. — Пасторальная симфония.[69] Но Бранденбургские концерты

[70] в таких случаях ничем не хуже. А на прошлой неделе у нас была одна женщина, которая постоянно слушала Кросби, Стиллса и Нэша.[71] Вы их помните? Они пели задолго до того, как вы стали слушать музыку. Рокеры прежних времен, шестидесятых и семидесятых годов. Сюита «Голубоглазая Джуди», «Южный крест» — это у них было самое популярное. Когда она их слушала, всегда улыбалась.

— Не хотелось бы никого беспокоить, — сказала Сьюзен.

— Тогда не хотели бы вы провести у нас еще какое-то время? Например, посмотреть какие-нибудь фильмы? У нас сегодня будут показывать комедии с участием братьев Маркс.

Сьюзен отрицательно покачала головой.

Похоже, сидящая за стойкой женщина никуда не спешила.

— Как пожелаете, — сказала она. — Кстати, у вас действительно никто не…

— Моя мать умирает! — выпалила Сьюзен.

Женщина за стойкой медленно кивнула. На какое-то время они замолчали.

— У нее рак, — добавила Сьюзен.

Снова молчание.

— Неоперабельный. Химиотерапия не слишком-то помогает. У нее была недолгая ремиссия, но теперь болезнь вернулась и медленно ее убивает.

Женщина ничего не сказала.

Сьюзен почувствовала, как слезы начинают наворачиваться на глаза. У нее засосало под ложечкой: возникло такое чувство, будто внутренности сжимает некая огромная клешня.

— Я не хочу, чтобы она умирала, — выдавила из себя Сьюзен. — Мы с ней никогда не разлучались, и, кроме нее, у меня никого нет. Разве только один брат, но он живет далеко отсюда. Я останусь одна…

— Ну, так что же?

— Я этого боюсь. Мы всегда были рядом друг с другом, а теперь мы больше не… — Сьюзен в растерянности стояла перед конторкой, испытывая жуткую неловкость.