Особый талант

Пашков без энтузиазма отправился на эту встречу. Он как раз находился в разгаре сюжета новой книги. В последние дни писалось легко, хитросплетения нового романа приходили в голову как бы сами собой, и фразы получались такими сочными, выпуклыми, что ему самому нравилось, а такое бывало не так часто. А тут опять Матвей со своими проблемами. Выходить из дому не было никакого желания, но и отказаться от встречи тоже не представлялось возможным. Он тянул с выходом до самой последней минуты, и потом ему пришлось одеваться в спешке и идти к месту встречи быстрым шагом. Недавно купленная им итальянская дубленка была очень теплой и он даже почувствовал струйку пота на спине — от быстрой ходьбы он вспотел, невзирая на мороз. Теперь ему предстояло замерзнуть, хотя на ногах были теплые ботинки, и, вообще, он был одет тепло и солидно. На полученные из рук Матвея деньги он приоделся сам и сильно обновил гардероб своей семьи. Теперь все трое одевались если не богато — шиншилл и горностаев не было, — то вполне добротно и дорого. Та вспышка неудовольствия женой, закончившаяся бурным вечером в квартире Юли, больше не повторялась. На следующий день Пашков, валяясь в кровати и мучаясь похмельем и общей усталостью, вдруг подумал, что жена права. В конце концов, результатов любой сознательной деятельности должно быть только два — деньги и удовольствие. А если уж так получилось, что гонорары повсеместно падают, а он пишет настолько медленно, что не может каждый месяц продавать по книге и, следовательно, не в состоянии полноценно содержать семью, то те невнятные упреки, которые адресуются ему, вполне заслуженны. Значит, нужно исправляться. Если вокруг разворачивается дикий рынок и каждый зарабатывает как может, его знакомые раскатывают на иномарках и ездят отдыхать на Канары, то почему он должен носить обноски и считать мелочь в кармане? В конце концов, он не тупой и не святой. Ему тоже хочется красиво одеваться и жить в удовольствие. В конце концов, ему никто не предлагает бегать с пистолетом и напяливать на себя вязаную маску с прорезями для глаз. В известном смысле он занимается своим делом — разрабатывает сюжеты. Только персонажи не выдуманные, а настоящие и действие происходит не в вымышленных декорациях, а в самых что ни на есть натуральных.

Матвея он увидел издалека. Тот, не торопясь, прогуливался по парку, ведя на поводке небольшого, почти игрушечного пуделя, все время норовившего то зарыться носом в свежий сугроб, то пометить ближайшее дерево. Со стороны поглядеть — самая мирная картина.

Метров за двадцать до человека с собачкой Пашков сбавил шаг. Со стороны это выглядело бы нелепо, если бы он едва не бегом подскочил к знакомому. Мало того, что нелепо. Теперь приходилось думать о таких вещах, как конспирация.

— Привет, — небрежно поздоровался Матвей, присаживаясь на корточки и спуская пуделя с поводка. — Как морозец, а?

— Вполне, — согласился Пашков, здороваясь с ним за руку. — Какие новости?

— Хорошие. Очень хорошие. Наклевывается интересное дело. И денежное. Ага! Вижу, горит душа!

В последний месяц Матвей по большей части пребывал в хорошем настроении. После дела с кредитом он на две недели уехал в Австрию, где ему сделали дорогущую операцию, после которой его, казалось, насовсем пропавшая для активной деятельности левая рука стала действовать почти так же хорошо, как и правая. Врачи порекомендовали ему больше двигаться, и Матвей купил себе пуделя, с которым стал гулять по три раза на дню.

— Что за дело?

— Вот, держи, — Матвей протянул вынутый из кармана меховой куртки конверт из плотной бумаги.

— Что это?

— Спрячь, потом посмотришь. Как раз для тебя дело.

Пашков послушно убрал конверт, на ощупь определив, что в нем несколько листов бумаги. Это было нечто новое. До этого Матвей никаких документов ему не передавал. Он, вообще, не слишком жаловал бумагу, предпочитая ей живое общение. Теперь Пашков знал о нем несколько больше, чем полгода назад, во время их первой встречи. Офицер армейского спецназа, он несколько месяцев воевал в Чечне, получил ранение и долгое время потом провалялся в госпиталях. Подлечить его подлечили, руку спасли, но своих функций она не восстановила. После унизительного освидетельствования его комиссовали, предоставив небольшую пенсию и полную возможность устраиваться в жизни как умеет. Имея все это, а еще жену-учительницу, двух детей и зануду-тестя, у которого они ютились, а также весьма специфический опыт и независимый, даже взрывной характер, устроиться ему в жизни было сложно. Его попытки найти работу грузчиком, охранником, менеджером и даже продавцом окончились ничем.

— Есть хорошее дело, — сказал Матвей, посматривая за бегающим по снегу пуделем. — Перспективное. Мы, можно сказать, входим в большую политику.

— Зачем?

Матвей довольно усмехнулся.

— За тем за самым. За деньгами. Зачем же еще?

— Я уж подумал, что тебе захотелось покрасоваться в телевизоре.

— Ну, без этого я как-нибудь перетопчусь. Хотя в молодости, честно тебе скажу, мне хотелось быть артистом.

— У тебя бы получилось.