Читаем ОстанкиНО полностью

Этот способ явно не для него… Лишь появился легкий насморк и кашель.

Вот! Мопассан вдохновлялся женщинами. Менял их, как перчатки. Красотки приходили всё лучше, рассказы всё блистательней.

Шерше ля фам! Ищите женщину!

Леша закатился в ресторан «Бригантина». Снял божественную цыпочку, Настеньку. Тоненькую, нежную, но с внушительными грудями.

Секс вышел вулканически бурным.

Настя до крови прокусила ему губу, Леша же орал, как токующий вепрь.

После коитуса тут же ринулся к столу, расчехлил ручку с вечным пером, выхватил лист белоснежной бумаги. Сглотнул сладкую слюну предвкушения и… застрял.

Нарисовал рожицу с рожками. Стреляющий танк. Баста!

– Лешенька, я еще хочу! – нарисовалась в проёме двери обалденная Настенька, приподняла и погладила свои груди с темно-коричневыми сосками.

– Брысь, шелапутная!

– Ты чего? Послеоргазмный кризис?

– Отстань!

– Отстану. Только у тебя есть шампанское? «Брют»?

– В холодильнике. На нижней полке, – сквозь зубы процедил Алексей.

Только бы нажираться! Никакой духовности!

2.

Что-то он делал явно не так!

Фантастического траха, как у Мопассана, явно недостаточно для созидания мирового шедевра.

Может быть, Настенька не тянула на роль Музы?

Да, нет же… Грудки – люкс, глаза – бирюза, от всего облика исходит эманация ураганного секса и какая-то завороженная потаённость.

Ага! Ну, как же! Ошарашило, наконец!

Он хочет писать о жизни, а жизни самой и не знает.

Что он кроме этого пропитанного деньгами Останкино знает?

Другую ему надо натуру! Другую!

Как это писал Есенин: «Как жену родную, обнимал березку».

Нет, ты, батенька, сначала природу в себя втяни всеми лёгкими, всеми фибрами, а уж потом жди гимназисток с росистыми ирисами и оральным трахом. Только тогда появится и Президент РФ с алмазными орденами наперевес.

…Начал он с лобызания берёзок. Гладил их шершавый, в черных подпалинах ствол. Обдирая губы до крови, прикладывался к коре.

В рот набивался мох. Лёха жевал его. Не сплёвывал, нет!

Опрометью кинулся к стеклянному столу и… не идёт.

Сердце чувствует, а разум, подлюка, не подсказывает ни словечка.

Тогда Алексей Остриков отправился в ближайший лесок по грибы. Насобирал целую корзину маслят. Чуть не сгинул в коварном болоте. Какой-то шакал слегка прикусил его за лодыжку.

Так, значит! Кусаться!

Леша прикупил ружье и отправился на охоту.

Стрелял в зайца, но промахнулся. Зато сбил какую-то сойку. Пожарил ее на костре, ничего, есть можно. Если очень голоден.

Вернулся домой и – к столу. Навострил ручку «Паркер» и опять – ни одного словечка. Прям ни буквы!

Может, это родовое проклятье? Ведьмы с ведьмаками?

В чём тут дело?!

3.

Люди… Он совершенно не знает людей. Не о зайцах же с сойками писать? Гомо сапиенсы хотят читать только о себе подобных.

А что он может написать о братьях по разуму?

Да, практически, ничего!

Вот, скажем, Шолохов изучил быт донских казаков и отхватил нобелевку. Киплинг родился среди индийцев и прославился на весь свет. Джек Лондон отыскал своё писательское золото на Аляске.

А что изучать ему?

Нужно что-то незатёртое, внезапное, как раскат грома среди ясного неба. Требуется экзотика!

Леха взял авиабилеты и полетел к якутам.

Спал в чуме, доил олениху, свежевал заваленного медведя, даже по совету хозяина чума переспал с его женой, соответственно, якуткой.

Будто кольт 45-го калибра выхватил в чуме из рюкзака ручку «Паркер» и…, да что это, братцы, не идет, хоть тресни!

Может, он живет слишком правильно?

С ненужной тупостью следует общим стандартам?

Разве гении так жили?

Вон Высоцкий, Хемингуэй и Есенин квасили день-деньской. Обожали подраться.

Старина Хэм даже неплохо боксировал.

Ребятки из «Битлз» не брезговали наркотиками.

Ван Гог отрезал себе ухо…

И в результате – сногсшибательная слава, деньги, звания лордов, восторженные гимназистки с ирисами и оральным сексом.

В гущу жизни! Только там он сможет оттянуться на всю катушку!

4.

Он стал ходить по самым злачным местам. В пивных корешился с бомжами, проститутками и дремучими алкоголиками. Отчаянно мешал водку с пивом. Драл на куски и жевал пересоленную воблу. Переспал даже с девицей с проваленным носом.

Метнулся к столу и тотчас написал каллиграфическим почерком: «Вобла. Сифилис. Пиво. Блевал в нужнике».

Опять мимо кассы!

Что же еще нужно сделать?

До кровянки подраться в кабаке? Нанюхаться кокаина и уколоться героином?

А если и это не поможет?

Какая подстава! Какое крушение всех жизненных планов!

Вдруг накатило просветление: «Мысли!» У него в башке ни мыслишки! А разве можно начертать прозаический шедевр с пустой башкой?

Может, у него все-таки есть хоть пара мыслишек?

Давай, вспоминать!

Так, понаехали инородцы, черномазики… Нет, не то! А почему не то? Он же этих торгашей искренне ненавидит. В Останкино их тоже, ой как, хватает!

Рассказ «Чёрные наступают!» написался ошеломляюще легко.

Лично отнес его в газету. А там ему: рассказ, безусловно, блистательный, но мы рассказов не печатаем. Напишите о ком-нибудь реальном. Об азере или армяшке. Напишите это своим отточенным стилем, с присущей вам искрометностью. Утром проснетесь знаменитым.

5.

Леша многозначительно почесал репу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ван Гог. Жизнь
Ван Гог. Жизнь

Избрав своим новым героем прославленного голландского художника, лауреаты Пулицеровской премии Стивен Найфи и Грегори Уайт-Смит, по собственному признанию, не подозревали, насколько сложные задачи предстоит решить биографам Винсента Ван Гога в XXI веке. Более чем за сто лет о жизни и творчестве художника было написано немыслимое количество работ, выводы которых авторам новой биографии необходимо было учесть или опровергнуть. Благодаря тесному сотрудничеству с Музеем Ван Гога в Амстердаме Найфи и Уайт-Смит получили свободный доступ к редким документам из семейного архива, многие из которых и по сей день оставались в тени знаменитых писем самого Винсента Ван Гога. Опубликованная в 2011 году, новая фундаментальная биография «Ван Гог. Жизнь», работа над которой продлилась целых 10 лет, заслужила лестные отзывы критиков. Захватывающая, как роман XIX века, эта исчерпывающе документированная история о честолюбивых стремлениях и достигнутом упорным трудом мимолетном успехе теперь и на русском языке.

Грегори Уайт-Смит , Стивен Найфи

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги
Омерзительное искусство
Омерзительное искусство

Омерзительное искусство — это новый взгляд на классическое мировое искусство, покорившее весь мир.Софья Багдасарова — нетривиальный персонаж в мире искусства, а также обладатель премии «Лучший ЖЖ блог» 2017 года.Знаменитые сюжеты мифологии, рассказанные с такими подробностями, что поневоле все время хватаешься за сердце и Уголовный кодекс! Да, в детстве мы такого про героев и богов точно не читали… Людоеды, сексуальные фетишисты и убийцы: оказывается, именно они — персонажи шедевров, наполняющих залы музеев мира. После этой книги вы начнете смотреть на живопись совершенно по-новому, везде видеть скрытые истории и тайные мотивы.А чтобы не было так страшно, все это подано через призму юмора. Но не волнуйтесь, никакого разжигания и оскорбления чувств верующих — только эстетических и нравственных.

Софья Андреевна Багдасарова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги
Рембрандт
Рембрандт

«… – Сколько можно писать, Рембрандт? Мне сообщили, что картина давно готова, а вы все зовете то одного, то другого из стрелков, чтобы они снова и снова позировали. Они готовы принять все это за сплошное издевательство. – Коппенол говорил с волнением, как друг, как доброжелатель. И умолк. Умолк и повернулся спиной к Данае…Рембрандт взял его за руку. Присел перед ним на корточки.– Дорогой мой Коппенол. Я решил написать картину так, чтобы превзойти себя. А это трудно. Я могу не выдержать испытания. Я или вознесусь на вершину, или полечу в тартарары. Одно из двух. Поэтому скажите, пожалуйста, скажите им всем: я не выпущу кисти из рук, не отдам картину, пока не поставлю точку. А поставлю ее только тогда, когда увижу, что я на вершине.Коппенол почувствовал, как дрожит рука художника. Увидел, как блестят глаза, и ощутил его тяжелое дыхание. Нет, здесь было не до шуток: Рембрандт решил, Рембрандт не отступится…»

Аким Львович Волынский , Георгий Дмитриевич Гулиа , Поль Декарг , Пьер Декарг , Тейн де Фрис

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Проза / Историческая проза / Прочее / Культура и искусство