Остановка в пути

И тем не менее четверг, день прихода книгоноши, был радостным днем в моей жизни, и меня ничуть не трогало, что сообщения о свадьбах титулованных особ, равно как и о катастрофах на море, когда «Грюне пост» или «Вохе» доносили их до меня, потеряли за давностью всякую ценность. Большая часть событий, о которых шла расцвеченная картинками речь, и впрямь впервые доходила до моих ушей и представала перед моими глазами, ибо ежедневной газеты в нашем доме давно не получали, а радио включали разве что в субботу вечером, и чаще всего приемник бывал испорчен.

Не могу не сказать, что я куда меньше интересовался новостями, так сказать, актуальными, чем такими, которые позволяли мне как-то иначе или глубже понять либо человека, либо событие или обстоятельства какого-нибудь дела, а подобная тренировка моего сознания имела мало общего с календарем.

Впрочем, в кроссвордах не очень-то ощущались перемены, происходящие в мире, пока я подрастал.

Правда, я уверен, что изучи я сегодня заново тексты тех дней, то нашел бы отголоски текущих событий в вопросах к кроссворду, усиление националистической мании величия и исчезновение еврейских имен, но в те годы, когда я возвращал квадратам кроссвордов в наших старых еженедельниках их первоначально-вопрошающую невинность и наклеивал на обезображенные страницы иллюстрированных журналов чистые страницы из моих тетрадей по арифметике, — в те годы я не очень-то разбирался в том, что делалось вокруг меня; знаю, это стыд и срам, но тем не менее непреложный факт.

Зато я превосходно понимал сущность кроссвордов, при этом я имею в виду не только и не столько умение, с каким я заполнял пустые клеточки словами, которые сами по себе что-то значили, да еще из начальных букв которых, прочитанных по вертикали, составлялось то или иное изречение. Я с полным правом утверждаю, что был мастером своего дела, ибо способен был по степени трудности, по манере композиции и повторению или отсутствию тех или иных вопросов распознать почерк автора; я, правда, не знал фамилий составителей кроссвордов, но я подбирал журналы, в которых подвизались одни и те же авторы.

Кто сейчас задается вопросом, какого черта я, в самый разгар рассказа о плене, начал столь подробный разговор о детских забавах, тот будет во всех отношениях прав. Не стану говорить, что это результат моей неопытности, нет, полагаю, дело тут совсем в другом: проблема, которую я анализирую в своем рассказе, есть всего лишь результат, а точнее говоря, прежде всего результат; кто сосредоточится на ее внешних приметах и не поинтересуется ее мотивами, ее причинами, ее зарождением, тот многим сослужит плохую службу.

И еще я опасаюсь, как бы читатель не счел меня бахвалом, к примеру в той части, где я неожиданно начинаю рассказывать, как я, простой печатник из Марне в Зюдердитмаршене, сочинял кроссворды для клиентуры, состоящей из ученых профессоров и некогда высокопоставленных офицеров. Полагаю, однако, что достаточно четко объяснил, откуда взялось у меня столь своеобразное умение, и уж вовсе не восхваляю свои необыкновенные способности, когда признаюсь, что был изготовителем продукции, каковую кое-кто считает доказательством высокого культурного уровня, и когда ко всему еще напомню, что мне в ту пору было всего восемнадцать, восемнадцать с половиной.

Но как раз этот возраст многое объясняет: в среднем все кроссворды — продукция стандартная, отличают их высокое число повторов и вполне определенная механика построения, в юности же и память хорошая, и есть склонность, используя известные правила, забавляться хитроумной на первый взгляд игрой.

Спрашивается, если все оборачивается такой банальностью, зачем я об этом рассказываю. Да, если уж в повествовании подобного рода я упоминаю какой-то свой особый дар и даже подчеркиваю его — значит, это какой-то исключительный случай, иначе в моем рассказе проявилось бы пустое зазнайство, но это начисто исключается в работе, которую я осуществил с надеждой, что даже мои глубоко личные воззрения вызовут общественный интерес.

Так зачем же столь пространное и многоречивое повествование о том, что я неплохо справлялся с фабрикацией кроссвордов?

Думаю, что могу его обосновать, ибо с этим занятием связано мое вступление в совершенно новые отношения с людьми и, возможно даже, с человечеством.

Ну и что? Не более того?

Нет, не более, но и не менее, а для меня это не пустяк.

Жизнь в лазарете принимает то какие-то расплывчатые, то какие-то путаные формы, что, видимо, часто и случается в больнице: появляешься там с шумом, исчезаешь втихомолку; ты просто однажды исчезаешь из виду и объявляешься где-то совсем в другом месте, опять где-то там на белом свете.

Одно лишь известие наделало шуму — когда мы узнали, когда я узнал, что врачиха, моя врачиха, больше не появится, никогда больше не придет, что ушла она из моей жизни как истинный воин, безвозвратно.

Хорошего в этом для меня было мало, а потому даже лучше, что парикмахера из Брица уже не было в живых, ему я бы выплакался, а в нашей палате и у стен были уши.