Оставь окно открытым

- А когда прилетишь? - поспешно спросила Катя.

- Через две-три темноты. В крайнем случае через четыре!

Это значило на Веснушкином языке: "Через два-три дня. В крайнем случае через четыре".

- Честное рыжее?

- Честное рыжее! - он произнес эти слова торжественно, как клятву.

- Осторожней, не промахнись! И не лети с собственной скоростью! - с тревогой воскликнула Катя. - Слышишь, что тебе говорят?

- Что я, маленький, - весело откликнулся Веснушка. - Ты только не забудь: оставь окно открытым!

Катя с тревогой проводила глазами сверкнувшего в форточке Веснушку. Солнечный свет ласково принял его, растворил в себе. "Бедняги, у них, оказывается, тоже не такая уж легкая жизнь, у этих лучей!" - с жалостью думала Катя.

Она посмотрела в окно на молодую, еще молочно-зеленую траву. Из травы торчали желтые бархатные беретики одуванчиков. Лаковые, клейкие листья тополя были неподвижны. Солнце свило в их просветах слепящие золотые гнезда.

Как хорошо, что она попала на эту землю!

Не пролетела мимо, не промахнулась, не летит в Темноту, которой нет конца, не плутает между звездами...

И Веснушка вернется. Обязательно вернется. Раз уж он дал "честное рыжее"...

Глава 24. Ученый Петя и ночной разговор

Веснушка вернулся из Ленинграда на четвертый день. Усталый, но довольный.

- Ну, как там твой ученый? - спросила Катя.

- В двух словах не расскажешь. Это целая история, - с важностью сказал Веснушка. - Он - рыжий, этот ученый Петя. В этом нет сомнения, Это я сразу понял... Сначала мне понравилось, что у него во всех склянках-пробирках что-то светится. А потом мне понравилось, что он по ночам не спит.

- Как не спит? Совсем? - удивилась Катя.

- Так, не спит. Одну ночь не спит, вторую ночь не спит, третью ночь... Совсем, как я... Все сидит за столом и смотрит на свои пробирки. Я даже подумал: уж не родственник ли он мне, право? Ведь мы, солнечные лучи, тоже не спим по ночам.

А тут как раз звонит по телефону его жена Наташа и говорит:

- Петя, я тебя умоляю. Ты себя просто вконец измотаешь этими опытами. Приди домой, отоспись хоть одну ночь.

А он ей отвечает:

- Это совершенно невозможно, Наташенька. Я же ни на минуту не могу отлучиться. Это для меня так важно. Я столько ждал. Ты же знаешь. И потом у нас в лаборатории есть чудесный диван.

- Ты, наверное, на нем не умещаешься, - сомневается Наташа. - У тебя ноги такие чересчур длинные.

- Прекрасно умещаюсь, Наташенька. Просто замечательно умещаюсь, успокаивает ее Петя.

На самом деле, какое там. Когда Петя на диван ложится, ему приходится к дивану подставлять еще табуретку и стул.

Но он все равно не спит. Руки за голову закинет и смотрит на свои склянки-пробирки. А под ними скачет синенький огонек, их подогревает. Полежит немного Петя - и опять за стол. Зачем-то книжки читает, пишет разные закорючки и следит, чтоб не погас синий огонек.

На четвертую ночь... Тут понял я: нет, не родственник мне Петя. Сидел он, сидел, тер глаза кулаками. И вдруг уронил голову на руки и уснул.

А я пристроился у него на плече и любуюсь, как славно пробирки светятся.

Только смотрю: все ниже и ниже синий огонек. Совсем обленился, гореть не желает. То поднимется, то книзу прижмется. Вот-вот погаснет.

Уж я его и так и эдак: и стыдил, и уговаривал. А он мигнул еще разок напоследок и погас.

Хотел я было разбудить моего ученого Петю, потом пожалел.

"Пускай, - думаю, - поспит. Все-таки не луч он, а человек. С этим же делом я и сам справлюсь. Подумаешь, важность, под пробирками прыгать. Триста-четыреста градусов - это для меня пара пустяков!"

Однако прошло немного времени, и я вижу: что-то не то у меня получается. А почему, не пойму. Вроде я все правильно делаю, температуру держу ровно: не выше, не ниже. Но почему-то мои пробирки вдруг перестали светиться, и во всех них что-то забулькало, зашипело, забурлило.

Тут я решил, что все испортил, и чуть не погас с перепугу. Заорал во весь голос. Петя вскочил, глазами спросонья хлопает, ничего не понимает. Потом посмотрел на пробирки, да как схватит их и давай скакать по комнате. Радуется чему-то, смеется.

И Наташе своей позвонил по телефону. Кричит в трубку:

- Получилось! Понимаешь ты это, Наташенька? Я все рассчитал и все-таки до конца не был уверен. Сомневался! Понимаешь, это же открытие! Это же новое слово в науке.

- Вот так, - Веснушка повернулся к Кате и строго посмотрел на нее. - Видишь, что бы он без меня делал? А ты всегда твердишь: Веснушка, он такой-сякой, никудышный...

- Никогда я так не говорила! - горячо воскликнула Катя.

Уже наступил вечер. Веснушка, как всегда, забрался к Кате под подушку. Он еще долго ворочался, что-то бормотал насчет загадочногонепонятного-необъяснимого ученого Пети. Но Катю как-то быстро сморил сон.

Проснулась она от тихих шелестящих голосов.

Катя приоткрыла глаза.

В комнате было темно. На подоконнике слабо светился горшок с мамиными фиалками. Ах, да это же Веснушка! Вскарабкался на подоконник. От него и свет.

Веснушка стоял, почтительно согнувшись, опустив руки и вытянув шею.

В открытую форточку падал прямой красноватый луч, тонкий, как волосок, и упирался в подоконник.