кажется, мы выросли, мама, но не прекращаем длиться.время сглаживает движения, но заостряет лица.больше мы не порох и мёд,мы брусчатка, дерево и корица.у красивых детей, что ты знала, мама, —новые красивые дети.мы их любим фотографировать в нужном свете.жизнь умнее живущего, вот что яснопо истечении первой трети.всё, чего я боялся в детстве,теперь нелепее толстяков с укулеле.даже признаки будущего распада закономерны,на самом деле.очень страшно не умереть молодым, мама,но как видишь, мы это преодолели.я один себе джеки чан теперь и один себе санта-клаус.всё моё занятие – структурировать мрак и хаос.всё, чему я учусь, мама —мастерство поддержанья пауз.я не нулевая отметка больше, не дерзкий птенчик,не молодая завязь.молодая завязь глядит на меня, раззявясь.у простых, как положено, я вызываю ненависть,сложных – зависть.что касается женщин, мама, здесь всёот триера до кар-вая:всякий раз, когда в дом ко мне заявляется броская,деловая, передовая,мы рыдаем в обнимку голыми, содрогаясь и подвывая.что до счастья, мама, – оно результат воздействияседатива или токсина.для меня это чувство, с которым едешь в ночном такси напересечение сорок второй с десятой,от кабаташа и до таксима.редко где ещё твоя смертность и заменяемостьобнажают себя так сильно.иногда я кажусь себе полководцем в ссылке,иногда сорным семенем среди злака.в мире правящей лицевой всё, чтозанимает меня – изнанка.барабанщики бытия крутят палочки в воздухе надо мной,ожидая чьего-то знака.нет, любовь твоя не могла бы спасти меняот чего-либо – не спасла ведь.на мою долю выпало столько тонн красоты,что должно было так расплавить.но теперь я сяду к тебе пустойи весь век её стану славить.