Осторожно – люди. Из произведений 1957–2017 годов

Подъезд у Кадырова довольно темный, пахнет тут помимо кошек горелой резиной, и когда я ходил к нему (тоже, признаюсь, насчет часов, это ведь хобби мое единственное после того, как стукнуло мне сорок лет: по вечерам собираю найденные у помойки часы с маятником – «Леруа»), то двигался с большой осторожностью, на полу кафельные плитки кое-где выбиты, а в одном месте проложены доски, и эти доски пружинят.

Когда же приоткрываешь дверь к нему в мастерскую (мастерская здесь же, через площадку), то в коридоре в углу видны лопата совковая и метла, прислоненные к стене, кроме того, широкий стального цвета скребок, поперек которого теми же черными буквами написано КАТЯ. Катя – это жена Кадырова, которая умерла полтора года назад.

А больше нет никого в городе у Кадырова: обе дочки взрослые и замужем, одна за шофером как будто, с ним уехала на стройку в Забайкалье, другая за лейтенантом, эта вообще под Владивостоком, и сына у Кадырова нет, хотя хотели они всю жизнь, чтобы был у них сын – Николай Николаевич.

Они вошли в темный подъезд, и Кадыров, повернувшись, протянул руку: – Сюда, не падай! – перевел по тому самому месту, где пружинили доски.

– Я не буду падать, – уверяя, пообещал Петя, держась за руку Кадырова и стараясь совсем не спотыкаться, а высоко поднимать ноги.

И хотя Кадыров больше не оборачивался, но не ускорял шаги, чтобы тот мог освоиться потихоньку в полутьме, так как для этого также необходим опыт. Вся ладонь у малого вспотела, она у него была слабой, и пальцы у него были слабые, как у ребенка. А если б еще Кадыров обернулся и к тому же сумел увидеть, как глядит на него этот малый в темноте, с каким выражением глядит, то и он, может быть, догадался, что отрок был сирота.

Смежные неплохие две комнаты получили они здесь когда-то с Катей, с дочками, в третьей жила соседка, очень спокойная старуха Таисия, но в прошлом году она тоже умерла в больнице, и живут там теперь в соседской комнате только две глупые девки: Биндасова Нюра и Зинка – новая дворничиха.

– Вот так, молодой человек, – с удовольствием сказал Кадыров. – Мы с тобой уже дома. – И вставил на ощупь ключ в дверной замок. – Мой перерыв – обед, у тебя к обеду время, вместе перекусим. – И принялся отпирать квартиру, но ключ в замке почему-то у него не поворачивался. Тогда Кадыров кулаком затарабанил в дверь.

Дверь приоткрыли. Перед ним и мальчиком в коридоре, освещенном голой лампочкой, тоже стоял Николай Кадыров и смотрел на них. Но он был еще без меховой кепки и еще без черного халата, да и лет ему покамест было не более двадцати пяти.

Этот второй Николай Кадыров отступил, приглашая, к левой стенке, торжествуя, щелкнул пальцами над головой и запел:

Get in the swing, pal!

И тут же справа из открытой двери соседской комнаты и дальше – на кухне, слева, – грохнули во все горло по-английски, коверкая безбожно, хриплые и радостные голоса:

Get in the swing, pal!Get in the swing, pal!

– Тут… что такое? – еле выговорил, машинально приподымая чемоданчик с инструментами для защиты, Николай Кадыров.

– Такая, а не такое, – пояснил с охотой второй Кадыров – младший, сын сестры безмужней из Оренбурга, который уехал от него ко всем чертям три месяца назад. – Такая штука хорошая. Она называется в переводе: «Под столом вместе с ней».

Белые и металлические зубы второго Николая Кадырова, кому Кадыров-старший столько делал в жизни, столько помогал, оскаливались перед ними, будто клавиши. У него была фигура боксера в вельветовых штанах и в тенниске с кабаньей мордой на груди, прямые угольные волосы падали ему на плечи, а на выступающий, как и скулы, лоб свисала низкая челка. И из-под этой челки посверкивали глаза, такие же узенькие, но светло-голубые, и они смеялись!

– Ах ты сволочь, – задыхаясь, крикнул Кадыров-старший. – Ты для чего вернулся?! Ты что делаешь, сволочь! – И высоко подняв над головой обеими руками, как топор, весь загремевший чемоданчик, двинулся на него.

Второй Николай Кадыров отскочил, веселясь, вправо, потом резко вильнул влево, а из распахнутых дверей с наслаждением начали высовываться со всех сторон совсем молодые, рот до ушей, гогочущие рожи. Они, толкаясь, с улюлюканьем напирая, глядели, как старый дурак пытается зашибить чемоданчиком собственного родственника. И вот уже весь коридор, ликуя! – толпой, в отчетливом магнитофонном ритме стал шарахаться вправо, влево, вправо вместе с Кадыровым-старшим, дергая его за рабочий халат, ударяя, подпрыгивая, по чемоданчику, и во все горло пел, танцуя!

Get in the swing, pal!

Давай-ка, парень! —

кричал издали, хохоча, переводя на русский слова припева, неуловимый Кадыров-младший, заслоняемый отплясывающими мальчишками:

Давай-ка с нами!Иди со всеми!Давай! Давай!