Когда Ае исполнилось пятнадцать, он предложил ей поехать учиться за границу. Она решительно – как отрезала – отказалась: нет. Отец удивился: почему? Ая пожала плечами: потому что не хочу. И, вероятно, что-то в ее глазах и интонации голоса было такое от него самого, что отец хмыкнул и ни на чем не стал настаивать. Хотя видеться с этого дня они стали еще реже.
К семнадцати годам Ая превратилась в некрасивую толстушку в очках – лишние килограммы и совершенно лишние комплексы (с такими будет тяжело идти по жизни). Борис, вернувшийся тогда из-за границы, где пробыл полгода, увидев дочь, не смог скрыть разочарования: да, красоты матери она не унаследовала, его ума – тоже. И что мы имеем? Запуганную, закомплексованную, невзрачную толстушку. Сутулая, за стеклами очков затравленный взгляд. Он долго экзаменовал ее по разным предметам, а затем вынес вердикт: безнадежна.
Борис взирал на Аю едва ли не с брезгливостью и наконец раздраженно выпалил:
– Что ты такая толстая? На диету бы села!
С этого дня Ая перестала есть. Она яростно изгоняла из себя жир, страхи и комплексы; боролась с собственной природой и судьбой. Она жестко худела: вода, хлеб и ничего больше – в этом экстремальном похудении было много ненависти к себе. А в какой-то момент она уже и не смогла есть – пища приносила ей физическую боль; если она все же что-то съедала, начинались колики, ее выворачивало. Она дошла до анорексии.
Увидев дочь через месяц, Борис ее не узнал, ахнул: «С ума сошла, идиотка?!» – и, пригрозив ей питательными клизмами, поместил в клинику, где ее лечили от анорексии. В результате вес она набрала, но так на всю жизнь и осталась худой. Выйдя из больницы, она избавилась от очков, вставив линзы, очень коротко – «под мальчика» – остригла волосы и превратилась в красивую, стильную девушку. Впрочем, собственная красота не слишком ее волновала, гораздо больше Аю интересовало интеллектуальное развитие: она много читала и за несколько лет выучила три языка.
Когда Ая окончила школу, отец объявил ей, что она должна поступить в университет и изучать менеджмент. Вот тогда Ая второй раз в жизни посмела ему возразить:
– Нет. У меня свои планы на мое будущее, и менеджмент в них не входит.
У отца было такое лицо, будто он ее сейчас ударит. Но она выдержала его взгляд.
– Ну и кем ты хочешь быть? – усмехнулся Борис.
– Психологом, – твердо сказала Ая.
– Дура, – пожал плечами отец и ушел.
Полгода после этого они не встречались, и, кажется, отец так и остался разочарованным в ней – навсегда. Однако в день совершеннолетия Ая получила отличную квартиру в центре Москвы и ежемесячную сумму на карманные расходы на время студенчества (с точки зрения Бориса Гойсмана, для выполнения родительского долга этого было достаточно).
После окончания института она устроилась работать психологом в солидную компанию (Ая подозревала, что тут не обошлось без протекции отца, хотя точно не была в этом уверена, поскольку никогда его ни о чем не просила). У нее не было ни карьерных, ни иных амбиций, у нее была одна задача – справиться со своими травмами, научиться жить. Что же касалось ее отношений с отцом, то они долгое время оставались натянутыми. Тем не менее Ая считала себя обязанной встречаться с ним (пару раз в месяц он заезжал к ней в гости), а главное, соответствовать его представлениям о том, как должна выглядеть успешная молодая женщина. Собственно, ее безупречный внешний вид, идеальная фигура, интеллект, изучение языков тоже в какой-то мере были для нее средством доказать отцу, что она не какой-нибудь пустяк, не ничтожество. Она изнуряла себя в спортзале, яростно стремясь к совершенству (ни грамма лишнего веса!), в библиотеках и на кафедре, чтобы доказать ему: я что-то значу! Даже в стиле одежды она старалась соответствовать отцу, который хоть и не был красавцем (среднего роста, слишком крупные, грубоватые черты лица), но всегда выглядел безупречно и, несомненно, обладал чувством стиля (дорогие костюмы от лучшего портного, элегантные галстуки).
Отец приходил к ней поиграть в свои любимые нарды. Ая заваривала зеленый чай (Борис был поразительно равнодушен к еде и от обеда всегда отказывался), они садились за стол в гостиной и играли в нарды. Чаще выигрывал отец, но иногда Ая. Играть могли долго – часами, партию за партией. При этом разговаривали мало, Ая почти ни о чем отцу не рассказывала, он ей – тоже. О его жизни Ая знала немногое, она и дома у него никогда не бывала. Знала лишь, что у отца есть любовница – молодая, красивая модель (Борис Гойсман всегда питал пристрастие к моделям), что у них общий ребенок лет пяти, но при этом Борис живет отдельно – один.
Иногда во время игры в нарды они могли завести разговор на нейтральные темы – об увлечениях Бориса: теннисе, классической музыке, его коллекции старинных книг, но большей частью просто молчали. Ая знала, что, пока отец играет с ней в нарды, водитель ждет его внизу.
Лишь однажды Ая попыталась сломать эту странную установившуюся традицию их общения, попробовав вызвать отца на разговор.