Осторожно, меняем судьбы!

– Ладно, согласен мириться на твоих условиях. Кстати, я звонил тебе вчера целый вечер, хотел извиниться. Ты не отвечала на звонки. Потом я пошел к тебе домой, но охранник меня не пустил – сказал, что тебя нет дома.

– Ну да, меня действительно не было.

С деланым безразличием Егор поинтересовался, где же она была. Услышав про Сумарокова, Егор раскрыл рот:

– Ты провела вечер с этим придурком?!

Ая усмехнулась:

– А он, может статься, не такой и придурок! И, может, Четверг не зря взял его на роль директора. Есть же в иных крупных компаниях должность «штатного дурачка» – неформального, не вписывающегося ни в какие установленные рамки раздолбая, оболтуса, кто все делает не по правилам, и вообще непонятно чем в компании занимается, но который потом вдруг легко, играючи берет и выдает изящное, нестандартное решение и приносит компании кучу денег или спасает безнадежный проект. Возможно, и наш оболтус не так прост, как кажется? А потом в Сумарокове, стоит признать, есть какое-то обаяние. Даже в его бесшабашности есть что-то очень симпатичное, человеческое.

Егор неодобрительно хмыкнул, явно не соглашаясь с Аей. Она махнула рукой:

– Ладно, давай о работе.

Егор рассказал, что только что на связь выходил Иван – они добрались в порт назначения и завтра уходят в море.

– Ну, с богом, – прошептала Ая. – Как себя чувствует Агата?

– Пока держится.

– Это хорошо. Ей надо быть сильной, она в самом начале пути…

Рабочий день закончился. Егор с Аей вышли из офиса в синий московский вечер. Егор предложил заглянуть в кофейню – выпить кофе, поговорить.

…В окно кофейни было видно, что на улице пошел робкий московский снежок, белый, как вспененное молоко в чашке с «flat white», стоящей перед Аей.

– Хотел извиниться перед тобой за вчерашнее, – неловко начал Егор, – я, конечно, не имею права вторгаться в твою частную жизнь…

Ая хмуро прищурилась:

– Да, не имеешь. Поэтому давай договоримся раз и навсегда: ты не пытаешься узнать обо мне что-то за моей спиной. Все, что я сочту нужным, я расскажу тебе сама. И если мне понадобится твоя помощь, я ее приму. Но инициативу проявлять не надо.

– Хорошо, я понимаю, – пробормотал Егор, – но, видишь ли, я возомнил себя твоим другом и хотел…

– Я знаю, что ты хотел мне помочь, – усмехнулась Ая. – Но мне вряд ли можно помочь.

– Возможно, если ты расскажешь мне про свое прошлое, тебе станет легче? Про ту ночь и… ее смерть?

– В ту ночь случилось две смерти, – удивительно спокойным тоном сказала Ая и отвернулась к окну.

…Дина Кайгородская родилась в московской интеллигентной семье: дед – профессор истории, отец – филолог, преподаватель университета, мать – музыкант. Детство Дины, как она сама говорила, было безоблачным, правда, закончилось рано. Проблемы в их некогда благополучной семье начались после того, как отца Дины – Виктора Кайгородского, не то чтобы считавшего себя диссидентом, но порой позволявшего себе свободные высказывания, в том числе в студенческой среде, уволили из университета и завели на него уголовное дело по политической статье. Реального срока, впрочем, ему не дали, но отправили на принудительное лечение в психбольницу. В психушке Виктора так неудачно, или, напротив, с точки зрения властей, удачно, пролечили, что он действительно вышел оттуда человеком с искаженной психикой.

Мать Дины – красавица, талантливая пианистка, развелась с Виктором, вышла замуж во второй раз и уехала с новым избранником за границу (памятуя судьбу первого мужа, ничего хорошего от родины она не ожидала). Двенадцатилетняя Дина ехать с матерью наотрез отказалась и осталась жить в Москве вместе с отцом.

Ая может только догадываться, как тяжело приходилось Дине с ее, мягко скажем, не совсем здоровым отцом. У Виктора случались затяжные приступы тяжелейшей депрессии, во время которых он словно выпадал из жизни, терял всякий интерес к реальности и неделями не вспоминал о дочери. В периоды «просветления» Виктор пытался найти работу, но его никуда не брали, и это еще больше усиливало его депрессивные настроения. Отец с дочерью жили на переводы Дининой матери, которые та регулярно отправляла Дине.

Дине было шестнадцать, когда ее отец однажды не пришел домой с прогулки. Его искали, но не нашли; что случилось с Виктором Кайгородским – никто не знал. Пропал человек, сгинул – разделил судьбу сотен тысяч людей, исчезнувших неизвестно где.

Дина осталась одна. Предоставленная самой себе, она забросила школу и зажила свободной, тусовочной жизнью. Ее квартира в центре Москвы вскоре стала местом сборищ самой разношерстной публики: начинающие актеры, непризнанные поэты, фарцовщики, модели… В квартиру набивалось по двадцать-тридцать человек: дым коромыслом, музыка, разговоры. Выпивали, покуривали, крутили романы.