Теперь уже забеспокоился Рыклии, который привык к своему «собственному корреспонденту». Не случилось ли чего с Генчем?
Но все обошлось… Леон Георгиевич, загорелый и довольный, с мягкой улыбкой на добром лице, предстал перед редактором.
Отпуск закончился…
ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ
Если художник Л. Генч «бомбардировал» открытками с юга главного редактора «Крокодила» Г. Рыклина, то несколькими годами позже тогдашний главный редактор Сергей Александрович Швецов, будучи в отпуске, «бомбардировал» посланиями коллектив журнала.
Сергей Александрович, добрый и милый человек, любил подтрунивать (а кто в «Крокодиле» этого не любит?) над коллегами по работе: писал на них эпиграммы, сочинял каламбуры, обыгрывая имена, фамилии, наделял различными шуточными прозвищами.
Так было в редакции.
И на отдыхе не порывал с коллективом связь, на этот раз почтовую, присылал множество веселых посланий и пожеланий то одному, то другому из сотрудников.
Вот открытка, которую он прислал на темное совещание:
В этот день на совещании «выдоили» немало хороших тем, так сказать, в честь отсутствующего руководителя. Но С. Швецов оказался прав: Эльбрус в темах не фигурировал.
ПРОТИВ ПОДЖИГАТЕЛЕЙ
Международные связи «Крокодила» из года в год расширяются…
В редакции часто гостят сатирики и юмористы со всех концов света (художники, писатели, издатели).
В начале пятидесятых годов редакцию посетила группа американских журналистов, среди которых был один художник-карикатурист. Сопровождать его поручили Виталию Николаевичу Горяеву.
Он познакомил американца с нашими художниками, с работой отдела оформления. Особое внимание гостя привлекли настенные рисунки художников Кукрыниксов, Бродаты, Ротова и др. Затем американец обратил внимание на предмет, висевший на стене.
— А что это такое?
— Огнетушитель! — сказал Виталий Горяев. — Мы его держим специально для борьбы с поджигателями войны…
СКВОЗЬ ДРЕМУ
На темных совещаниях в «Крокодиле» Александр Владимирович Баженов был фигурой заметной. И не потому, что он был разговорчив, шумлив (это-то было делом обычным), а пожалуй, наоборот: на совещании, глубоко усевшись в кресло, он, не выпуская изо рта сигареты, весь обсыпанный пеплом, дремал. Но дремал как-то особенно, чутко, не пропуская ничего, что происходило на совещании. Так было и на этот раз.
Редактор предложил сделать рисунок на тему о том, что во франкистской Испании (а это было где-то в пятидесятых годах) многие тюрьмы временно закрыли — поставили на ремонт.
Только мы начали думать, как раздался категоричный голос Александра Владимировича (он всегда был категоричен):
— Надо сделать так!
— Как?
И, стряхивая на себя (и соседа) очередную порцию пепла, он быстро изобразил на клочке бумаги решение темы:
«Один тюремщик (другому):
— А где же арестованные?
— Мы их временно расстреляли!»
С профессиональной точки зрения это было сделано превосходно, но все посмеялись, а Баженов вновь как ни в чем не бывало закурил и задремал.
ВМЕСТЕ С ЧИТАТЕЛЯМИ
Сейчас «Крокодил» издается почти шестимиллионным тиражом. Успешно расходится по всей стране и за рубежом.
Дважды в день почтальон приносит мешки с письмами читателей.
Теперь в «Крокодиле» солидный штат сотрудников, шесть отделов. Редакция располагает целым этажом в новом здании издательства «Правда» (и все равно тесновато!)
А когда-то…
И тут начинаются воспоминания…
— Когда я впервые пришел в редакцию, не было и половины нынешнего состава, — говорит один.
— А я помню один-два отдела — и все, — говорит другой.
— На моей памяти все, включая главного редактора, умещались в трех комнатушках, — говорит третий.
— Это что! — вспомнил Юлий Ганф. — Когда я впервые принес свой рисунок в «Крокодил», тут было всего десять человек вместе… с читателями.
В большом зале, что размещался на пятом этаже издательства «Правда», где раньше была редакция журнала «Крокодил», всегда было людно и весело. Тут можно было увидеть М. М. Зощенко, только что приехавшего из Ленинграда и рассказывающего В. Ардову что-то интересное (неинтересного от него, наверное, никто не слышал) или Степана Олейника из Киева среди поэтов-москвичей.
Когда в редакцию приходил Ю. Ганф, его сразу окружало несколько человек. Дело в том, что Ганф был блестящий рассказчик. Десятки всевозможных историй о себе, о друзьях-сатириках, и все с юмором, с мягким, добрым ганфовским юмором. А его шуткам завидовали даже фельетонисты.
Вот зашел разговор о модах: о джинсах, женских брюках, бородах, бакенбардах, «рубахах-газетах».
— А вы знаете, — улыбнулся Ю. Ганф, — я ведь тоже в молодости был модником. И еще каким! Ведь это я впервые в Москве (а было это еще в 1927 году) начал носить радикулит!