Остров бабочек

Конечно, нужно бы было не ехать. Но что поделаешь, если чувство, которое испытываешь к женщине ещё не успело рассосаться, ещё нежная рана не заросла грубым бесчувственным швом! Можно было бы проявить волю, стиснув зубы, отклонить всякий соблазн. Но тут закрадывается лукавая мысль: а вдруг ей нужна помощь, вдруг она в чём-то нуждается? Опять же. Ну, тебе-то какое дело до всего этого? Тебя, вообще, не должны её проблемы (если бы!) колышать. К тому же, на тебе что? свет клином, что ли, сошёлся? Что я ей могу сверхъестественного предложить? Я ей абсолютно чужой человек. Тем более ничем неприметный. Правда, странный немного. Но это же не причина, чтобы видеть во мне какую-то панацею. Тем более у неё здесь тётя, родной человек. Или ей нельзя всего рассказать?! Тётя ведь человек простой, варит земляничное варенье, наверно, маринует огурцы, И на зиму солит грибы, Ведёт расходы, бреет лбы, И ходит в баню по субботам, И бьёт служанок

осердясь – Все это мужа не спросясь.

Но может, всё проще? Ей опять стало скучно. Вот она и решила развлечься. Да, никогда не понять сразу, что на сердце у женщины. Сей важнейший орган у неё за семью печатями. А себя-то поймёшь? Я сам сплошной ребус. И с картами Таро не разгадать той темени, что в душе моей обитает. С Вергилием не пройти по всем кругам моего подсознания. И с нитью Ариадны не обойти изгибы моего лабиринта, где я одновременно и Тезей и минотавр. Чёрт ногу сломит. «Генерал в своём лабиринте». Ужасающий итог великого героя. А тут ещё усугубляет всю эту запутанность сложное чувство, вызванное этой принцессой! Ах, если бы Ирина была Ариадной! Как чувствовал себя б отрадно Я с золотою Ариадной! С Лерой бы было проще. Проще ли? Глупости! Ничего не проще! Все женщины, несмотря из-за разных (ха, ха! каламбур! из заразных!) взглядов и моральных установок скроены по одной мерке. И жена, и Лера, и Ирина… Ах, Ирина, Ирина! Ну, на кой я те такой нужен? В Кашкино полно суперменов. Один даже внешне похож на Брюса Уиллиса, вышибалой работает в стриптиз-баре. Бабы на него вешаются пачками. Но вся штука заключается в том, что с ним тебе будет не интересно. А со мной, значит, интересно? Ох. Порхать бы мне безмозглой бабочкой, не страдать ненужными вопросами. Просто жить вне времени и пространства. Вне законов причинности и необходимости. Без всяких априорных форм чувственности и рассудка. Вне истории. Правильно. Что может быть хорошего в истории? Беспомощная и разбитая кукла Симона Боливара, какой её очертил беспринципный Маркес…

Как полагается, доехав на рейсовом автобусе, вышел на обочину, пришёл на любимое своё место и стал оглядывать эту луговину в двадцать га. Даже ладонь приставил ко лбу – уж больно ярко солнце светило. Никого! Хотя… Нет, это, конечно же, не она. Это дамочка в цветастой панаме гуляет с американским шпицем. Умилительная картинка. Мы с Мухтаром на границе. Тоже не плохо. Унавоживание почвы никогда не будет лишним. Они находились в ста метрах от меня. Видимо, пришли из Загородного парка. Помаячив перед моей физиономией минут пять, они направились в сторону просеки. Туда, наверно, и следует мне держать взгляд.

Луг почти просох. За жаркую половину вчерашнего дня дождевая влага успела испариться. Правда, растения были немного влажны. Но может, это от росы? Нет, роса бы уже пропала. Значит, всё-таки какая-то дождевая влага сохранилась под лежащими листьями. Но воздух почему-то особенно влажным не ощущается. Это, наверно, кузнечики своим треском добавляют сухость, иллюзию знойности.

Однако на моих курантах уже двадцать минут одиннадцатого. Что же это такое! Её до сих пор нет! О женщины, вам имя – вероломство! (Frailty, thy name is woman!) Не могла же она забрести на другой край луга, если знает, что я должен ждать её в этой стороне, откуда видна просека.

От злости я рукой схватил какое-то травяное растение и так неудачно провёл по нему пальцами, что здорово порезался ребром листа. Чёрт! Я поднёс указательный палец к губам и начал его сосать. Но кровь продолжала течь. Я посмотрел, нет ли вблизи подорожника. Здесь он не рос. Он рос ближе шоссе. Придётся туда идти. Я развернулся и… замер. Передо мной во всей свое ослепительной красе стояла она… чьё имя вероломство. Она лучезарно улыбалась. О, так улыбаться может только она!

– Я хотела вам сделать сюрприз, – выпалила Ирина, сверкнув на меня синими глазами поверх стёкол очков. – Поэтому зашла со спины. Я знала, что вы будете смотреть на просеку.

Я бессмысленно хлопал на неё глазами.

– Ну, скажите, что я умница! – улыбалась она. Но тут, увидев, что по моему указательному пальцу стекает кровь, ахнула. – У вас рана? Откуда?

– Бандитская пуля, – сказал я, уже сам не свой от радости.

– Надо её срочно остановить, – безапелляционно заявила Ирина, а то можно сепсис схватить.

– Боже мой, – ответил я. – Не лень вам обращать внимание на пустяки.