Остров Чаек

– Да, – протянул градоначальник с ноткой опустошенности в голосе. – Все до единого. И их кузены, их жены и жены их кузенов, и кузены жен кузенов их жен, и многие, многие другие прихлебатели. Их пепел привезли сюда еще во время первых высадок. – Он судорожно улыбнулся. – Само собой, тогда еще Земли Праха не находились по ту сторону озер. Мои предшественники выбрали самые лучшие и тучные земли, поближе к городу… но ты же знаешь, каков из себя Камнелом. Каждые полсотни лет или около того – ба-бах! трах! тара-рах! А потом мы узнаем, что всюду на подножии горы – прожаренные фермеры, старые озера вдруг превратились в ямы с сухой грязью, а новые, горячие, кипят уже где-то совершенно в ином месте.

Он вздохнул.

– Как бы там ни было, своим положением я обязан присутствию тут моих предков. Кто бы еще мог стать губернатором, как не единственный потомок всех этих отпрысков благородных родов? И где бы еще я мог служить, как не здесь, чтобы приглядывать за могилами предков?

– Но… – Хатин помялась. – Выказывать почтение вам наверняка должна помогать семья: дети, братья, сестры…

– У меня никого нет! – Бедный градоначальник Сун-Седролло махнул руками в сторону лиц на стенах. – Где мне найти время на жену и детей? Где найти время на братьев и сестер? Удивляюсь, как я еще нашел время самому родиться! – Усталый ум Хатин попытался переварить эту мысль и сдался. – Конечно же, в Городе Зависти много тех, у кого предки покоятся на горе, и они отдают пращурам почести, но никто, похоже, не мыслит так глубоко, как я.

Когда я сменил отца на посту градоначальника, то обнаружил, что годами бесчисленные подношения пищи сжигались в жертву предкам, но никто при этом не думал о столовых приборах. – В отчаянии он покачал головой. – Можешь себе представить? Более века герцогам Седролло и графам Сун приходилось есть руками.

Хатин начинала понимать, что никогда прежде не задумывалась о подобных вещах по-настоящему, и в то же время не могла отделаться от ощущения, что градоначальник задумывается о них слишком уж глубоко.

– В последние двадцать лет все, само собой, стало намного хуже, – продолжил он, – теперь все сжигают на камнях «векселя мертвых», не пытаясь даже выяснить, что действительно нужно предкам.

– Но… разве это не значит, что они смогут купить все, что им нужно после смерти? – Хатин видела несколько таких «векселей», каждый из которых был украшен яркими изображениями знаменитых предков и обещал покойному в загробной жизни сто тысяч монет золотом.

– Как же они это сделают? Сам подумай. У обитателей города мертвых карманы должны уже лопаться от этих бумаг. А с кем торговать-то? Что им купить, если у всех кругом только деньги?

Что ж, теперь хотя бы есть исчерпывающие записи обо всех подношениях, можно оценить размеры города и понять, что его обитателям требуется. Однако не проходит и года, чтобы я не обнаружил какое-нибудь важное упущение. И вот тут мы подходим к сути дела и пытке всей моей жизни. – Градоначальник поправил очки и долгое время неотрывно смотрел на Хатин. – Мыло, – промолвил он наконец.

– Мыло?

– Мыло. Я сам, став градоначальником, не задумывался о нем целых четыре года. Четыре года! Вообрази только сообщество четырех тысяч, которые более сотни лет живут в таком тесном соседстве друг с другом и совершенно без мыла! Это же антисанитария! Грязь! Засаленные воротники!

Он рассеяно раскидал по столу набор пресс-папье.

– А самое страшное – я никак не могу дать им его. Даже возлюбленному брату подарить мыло значит указать на его нечистоплотность. Как можно поднести мешок мыла первому герцогу Антоду Седролло, командовавшему Имперским флотом?

Хатин поняла, в чем трудность, и сообщила о том градоначальнику.

– Вот тут мне поможете ты и твой друг. Давным-давно телохранитель хитроплет отдал жизнь, спасая градоначальника, и стал единственным, кто удостоился могилы на Земле Праха моих предков. Очевидным решением было бы пожертвовать мыло ему, чтобы он мог продать его остальным. Ныне хитроплеты редко ходят по улицам моего города, однако в прошлом году я отыскал двух братьев, которые с готовностью вызвались отнести мыло к могиле телохранителя. Правда, э-э, случилось так, э-э, что вечером, когда они совершали жертвоприношение, начался Белый Прилив.

При упоминании одной из гибельных волн белого пепла и раскаленного дыма, которая в считанные мгновения могла накрыть и уничтожить целые деревни, Хатин побледнела.

– Проблема, э-э… так и осталась нерешенной, и с тех пор мне пришлось снова искать хитроплетов.

Хатин все еще не оправилась после упоминания о Белом Приливе и потому не сразу заметила, что градоначальник смотрит на нее с нежным блеском в глазах.

– Рад видеть, что дух у тебя твердый, – сказал он. – Жаль, что мы не можем просто нагрузить вас изображениями мыла… Кто бы нарисовал его? Мы пытались, но было непонятно, что выходит: не то сало, не то картошка. Зато в тебе четыре фута храбрости, и это – главное.