Остров мертвых

Что-то подобное, должно быть, имело место и в давно минувшие времена, когда море возле земли, где я родился, теснимое полуостровом Халкидики, вздыбилось и атаковало сушу; в те времена, когда воды внутреннего моря нашли себе выход через горловину Теспе, этот могучий катаклизм оставил свой след даже на стенах самого дома богов Олимпа, пощадив лишь мистера и миссис Девкалион[62], которые благодаря этим богам остались на плаву, чтобы сотворить миф и рассказать его людям.

— Вы жили здесь, — сказал Миштиго.

Я кивнул.

— Однако родились вы в деревне Макриница среди холмов Фессалии.

— Да.

— А поселились здесь.

— Ненадолго.

— «Дом» — это идея всемирная, — сказал он, — я высоко ее чту.

— Благодарю.

Я продолжал смотреть вниз, на то, что было под нами, сходя с ума от боли и горечи, а затем возникла пустота.

После моего отсутствия Афины внезапно оказываются столь мне близки, что это всегда бодрит, иногда обновляет, а порой и возбуждает. Как-то Фил читал мне строки одного из последних великих греческих поэтов Йоргаса Сефериса[63], дабы поддержать то, что он относил к моей Греции: «Страна, которой нет у нас больше, нет и у вас», — он имел в виду веганцев. Когда я на это заметил, что во времена Сефериса никаких веганцев в наличии не было, Фил возразил, что-де поэзия существует независимо от времени и пространства и в ней только тот смысл, который вкладывает в нее читатель. Хотя я никогда не был убежден, что лицензия на право заниматься литературой тоже подходит для путешествия во времени, у меня были другие причины не соглашаться с ним и не считать, что ее тексты универсальны.

Это наша страна. Готы, гунны, болгары, сербы, франки, турки, а позднее веганцы так и не отринули ее от нас. Люди, я выжил. Афины и я — мы вместе изменились, до какой-то степени. Однако материковая Греция есть материковая Греция, и она для меня не меняется. Попробуйте ее отобрать, кто бы вы ни были, и мои клефты[64] скрытно выйдут на холмы, как хтонические мстители древности[65]. Вы уйдете, а холмы Греции останутся, ничуть не изменившись, с их запахом паленой кости, когда пекут на огне козью ляжку, с примесью крови и вина, со вкусом очищенного миндаля и холодного вина по вечерам и с дневными небесами — такими же ярко-голубыми, как глаза какого-нибудь там божества. Посмейте только тронуть все это.

Вот почему я полон бодрости, когда возвращаюсь, и, снова ощущая за своей спиной годы и годы, я испытываю то же самое чувство и за всю Землю. Вот почему я сражался, вот почему я убивал и бомбил, вот почему я шел также на всяческие ненаказуемые бухгалтерские ухищрения, чтобы не дать веганцам раскупить Землю, и так заговор за заговором, пренебрегая правительством-в-отсутствии, там, на Тайлере. Вот почему под другим именем я полез в эту большую машину гражданской службы, что заправляет здесь, на планете, — и вот почему, в частности, эти Искусства, Памятники и Архивы. Тут в ожидании грядущих событий я мог сражаться за сохранение того, что еще осталось.

Вендетта Редпола напугала экспатриантов равно так же, как и веганцев. Последние не могли взять в толк, что потомки тех, кто выжил после Трех Дней, не будут с готовностью уступать свои лучшие прибрежные районы под веганские курорты и отдавать своих сынов и дочерей для работы на них; так же как не будут водить веганцев на экскурсии по руинам своих городов, показывая для развлечения гостей свои достопримечательности. Вот почему наша Контора для большей части ее служащих является как бы отделом службы иностранных дел.

С призывом вернуться мы обращались к тем потомкам, чьи колонии были на Марсе и Титане, однако никто не вернулся. Они выросли там в тиши и спокойствии, далекие от проблем нашей культуры, которую мы считали отправной точкой возрождения. Они перестали быть землянами. Они бросили нас.

Однако «де юре» их интересы представляло правительство Земли, законно выбранное отсутствующим большинством, — а может, также и «де факто

», если бы до того дошло. Пожалуй, что так. Я надеялся, что до этого никогда не дойдет.

Более чем полвека имел место пат. Никаких новых веганских курортов, никаких новых выступлений Ред-пола. Так же как и никакого Возвращенства. Но скоро последует новый виток. Это носится в воздухе — если Миштиго действительно инспектирует.

Так вот, я вернулся в Афины в мрачный день во время холодного моросящего дождя, когда город растрясло и переиначило последними подвижками земной коры, и голова моя была в вопросах, а тело в ранах, но я был бодр. Национальный Музей еще стоял между Тоссизой и Василеос Ираклиу, Акрополь был разрушен еще больше, чем я помнил, и гостиница Садовый Алтарь — в прошлом старый королевский дворец — там, на северо-западной стороне Национальных Садов, наискосок от площади Синтагма, — гостиница эта была растрясена, но стояла на своем месте и действовала, несмотря ни на что.

Мы вошли и зарегистрировались.

Как Комиссару по Искусствам, Памятникам и Архивам, мне было оказано особое внимание. Я получил номер под цифрами 19.