От Ламии до Волоса около шестидесяти пяти километров, включая крюк к Горючему Месту. В первый день мы, может, покрыли одну пятую того расстояния. Тем вечером мы разбили лагерь на пустой площадке в стороне от дороги, и ко мне подошла Диана и спросила:
— Ну так как?
— Что «как»?
— Я только что говорила с Афинами. Пустой номер. Редпол молчит. Мне нужно твое решение.
— Очень уж ты решительная. Почему бы нам еще не подождать?
— Мы и так ждали слишком долго. Полагаешь, что он решит закончить путешествие раньше времени?.. Местность здесь превосходная. Для несчастного случая ничего лучше и не придумаешь… Ты ведь знаешь, что скажет Редпол — то же, что и раньше, — а это означает одно: убить.
— И мой ответ тот же, что и раньше: нет.
Она опустила голову, быстро заморгала глазами:
— Пожалуйста, подумай.
— Нет.
— Тогда вот что от тебя потребуется, — сказала она. — Забудь об этом. Полностью. Ты умываешь руки. Соглашаешься на предложение Лоурела и даешь нам нового гида. Утром ты можешь улететь отсюда.
— Нет.
— Ты что, действительно не шутишь — насчет защиты Миштиго?
— Не шучу.
— Я не хочу, чтобы тебя покалечили, или чего похуже.
— Мне и самому не очень-то нравится такая перспектива. Так что ты избавишь обоих нас от массы неприятностей, если дашь отбой.
— Я не могу этого сделать.
— Дос Сантос сделает, только скажи ему.
— Это вовсе не административная проблема, черт ее подери! Как жаль, что я с тобой повстречалась!
— Виноват.
— На карту поставлена Земля, а ты занимаешь не ту сторону.
— Это вы не ту.
— Так что ты собираешься делать в связи с этим?
— Я не могу убедить — стало быть, я просто должен вам помешать.
— Ты не можешь встать между Секретарем Ред-пола и его супругой, не имея на то весомых оснований. Мы находимся в слишком щекотливом положении.
— Я это знаю.
— Так что ты не можешь нанести вред Дону, и я не верю, что ты способен на это по отношению ко мне.
— Верно.
— Тогда остается Хасан.
— Снова верно.
— А Хасан есть Хасан. Что ты сделаешь?
— Почему ты не выдашь ему его документы прямо сейчас — это избавило бы меня от лишних хлопот.
— Я не сделаю этого.
— Так я и думал.
Она снова взглянула на меня. Глаза ее увлажнились, но в голосе ее и лице не произошло никаких изменений.
— Если окажется, что ты был прав, а мы нет, — сказала она, — то я буду чувствовать себя виноватой.
— Я тоже, — сказал я. — Очень.
В ту ночь я дремал рядом с Миштиго, чтобы его нельзя было достать ножом, но все было спокойно, ничего подозрительного. Утро тоже прошло без каких-либо событий, как и большая часть дня.
— Миштиго, — сказал я, когда мы остановились, чтобы сфотографировать холмы, — почему бы вам не отправиться домой? Обратно на Тайлер. Еще куда-нибудь. Подальше отсюда. И написать книгу про что-нибудь другое. Чем ближе мы к населенным местам, тем меньше у меня возможности вас защищать.
— Вы дали мне автоматическое оружие, помните? — сказал он.
Правой рукой он изобразил стрельбу.
— Прекрасно, только я бы на вашем месте еще потренировался.
— Вон там вроде коза стоит на нижней ветви дерева, я не ошибаюсь?
— Верно. Они любят лакомиться маленькими зелеными побегами на ветках.
— Я хочу сделать такой снимок. Это, кажется, олива?
— Да.
— Я должен знать, как назвать этот снимок. «Коза, поедающая зеленые побеги дерева оливы», — наговорил он своему диктофону. — Вот какая будет подпись.
— Великолепно. Снимайте, пока не поздно.
Если бы он только не был таким необщительным, таким отчужденным, таким безразличным к своему благополучию. Я его ненавидел. Я не мог его понять. Он всегда молчал, раскрывая рот только в том случае, когда ему требовалась какая-нибудь информация или чтобы ответить на вопрос. Отвечал же он или немногословно, или уклончиво, или оскорбительно, или все зараз. Он был самодовольным, чванливым, голубым и очень властным. Это и вправду заставляло меня размышлять о вкладе Штигогенов в область философии, филантропии и просвещенной журналистики. Он мне не нравился, вот и все.
Но в тот вечер я поговорил с Хасаном, после того как целый день не спускал с него глаза (своего голубого).
Он сидел у огня, напоминая своим видом набросок Делакруа[81]
. Эллен и Дос Сантос сидели поблизости, пили кофе, так что я освежил в памяти свой арабский и подошел.— Мое почтение.
— Мое почтение.
— Сегодня ты не делал попыток меня убить.
— Не делал.
— Может, завтра?
Он пожал плечами.
— Хасан, посмотри мне в глаза.
Он посмотрел.
— Тебя наняли для убийства голубого.
Он снова пожал плечами.
— Тебе нет нужды ни отрицать, ни соглашаться. Я и так знаю. Я не могу тебе этого позволить. Верни деньги, которые заплатил тебе Дос Сантос, и иди своей дорогой. Наутро я могу дать тебе скиммер. Он доставит тебя туда, куда ты только захочешь.
— Но мне и здесь хорошо, Караги.
— Тебе сразу же станет плохо, если с голубым что-нибудь случится.
— Я просто телохранитель, Караги.
— Нет, Хасан. Ты сын страдающего диспепсией[82]
верблюда.— Что такое «диспепсия», Караги?
— Я не знаю, как это по-арабски, а ты не знаешь, как по-гречески. Подожди, я подберу другое оскорбление… Ты подлый трус, трупоед, бандит с большой дороги, потому что ты шакал и придурок.