К тому моменту, как Лоуренс Коннер посадил свою «Модель Т» на взлетно-посадочной полосе Альдебарана-V, иначе называемого Дрисколлом по имени его первооткрывателя, прошло две недели. Итак, путешественник провел целых две недели на борту космического корабля, но при этом не потратил на перелет ни минуты. И, пожалуйста, не спрашивайте меня: «Как это так?» Мне пришлось бы написать об этом еще одну книгу. Но, если бы Лоуренс Коннер вздумал повернуть назад и лететь в обратном направлении к планете Свободный Дом, он, убив за время пути две недели на чтение книг, гимнастические упражнения и психоанализ, вернулся бы домой, к вящей радости дикого животного мира, в тот же день, когда Фрэнсис Сэндоу покинул свою империю. К счастью, Лоуренсу такое просто не пришло в голову. Более того, он против своей воли помог Фрэнсису Сэндоу прикинуться агентом по продаже курительных трубок, пока последний решал головоломку, складывая ее из разрозненных, случайно найденных кусочков. А может, кусочки-то были от разных головоломок, перемешанных как попало? Кто знает?
На мне была легкая одежда, какую носят в тропиках, и темные очки; небо было безоблачным, если не считать нескольких оранжевых тучек, солнце нещадно палило, и его лучи, падая и разбиваясь о тротуары пастельных тонов, преломлялись, рассыпаясь на теплые брызги, искажающие реальность. Я взял напрокат аэросани на воздушной подушке и двинулся в Миди — квартал, где обитали художники, — район нежный и пряный одновременно, раскинувшийся, будто специально для моего удовольствия, на морском берегу со всеми своими башнями, шпилями, кубическими и яйцевидными постройками, в которых селились люди; конторами, студиями, магазинами, сложенными из нового строительного материала под названием «гляцилин»: он бывает прозрачным и матовым, бесцветным или окрашенным в различные цвета, что достигается путем расщепления синтезированных молекул.
Изрядно покружив по городу, беспрестанно меняющему цвет и напоминавшему многослойное желе с фруктами — малиновое, клубничное, вишневое, апельсиновое, лимонное, молочное, — я наконец отыскал улицу Облаков, лежавшую внизу, у самой воды.
Рут была права: я нашел дом по старому адресу, но местность, где она жила, сильно изменилась.
Давным-давно, когда мы были еще вместе, наша усадьба оставалась последним оплотом старины, на который уже наползали желеобразные массивы, пожиравшие город. Но и этот бастион был взят. Там, где высокая, оштукатуренная стена некогда окружала мощенный булыжником двор, куда можно было пройти сквозь арку с узорчатыми чугунными воротами, где стоял старый дом, под боком у которого уютно примостился маленький пруд, в чьих водах отражались солнечные зайчики, отбрасывающие блики на шероховатые стены и черепичную крышу, теперь водрузился желейный замок с четырьмя длинными башнями. Трясучка была малиновой.
Я остановил аэросани, вышел, пересек горбатый мостик и ткнул пальцем в кнопку переговорного устройства на двери.
— В доме никого нет, — сообщил мне невидимый автоответчик.
— А когда вернется мисс Ларис? — спросил я.
— В доме никого нет, — повторил механический голос. — Жильцы съехали. Если вы интересуетесь покупкой дома, свяжитесь с Полем Глидденом, компания «Солнечные брызги», улица Семи Вздохов, дом номер 178.
— Мисс Ларис не оставляла адреса, по которому ее можно найти?
— Нет.
— А письма она не оставляла?
— Нет.
Я вернулся в машину, сел, поднял ее на восемь дюймов над землей и отправился на улицу Семи Вздохов, которая когда-то называлась Большим проспектом.
Мистер Глидден оказался лысеньким здоровячком, круглым, как глобус. Редкие седые волосики торчали только на широко расставленных надбровных дугах, а сами брови были такими высокими и тонкими, как будто каждую нарисовали одним взмахом косметического карандаша высоко над серьезными глазами тускло-серого цвета; сплюснутые розовые губы были вытянуты в линеечку (во сне, наверно, она превращалась в подобие улыбки), над плоской щелью рта торчала маленькая шишечка, сквозь которую дышал ее обладатель, и эта вздернутая фитюлька казалась еще меньше, так как утопала в глубоких жировых складках обвислых щек, обещавших со временем раздуться до такой степени, что едва обозначившийся бугорок между ними мог утонуть совсем, после чего все черты лица расплылись бы и стали смазанными, если не считать острых, проницательных глаз, а физиономия мистера Глиддена, такая же красная, как рубашка с короткими рукавами, прикрывающая его «северное полушарие», превратилась бы в бесформенный кусок рыхлого теста.
Мистер Глидден сидел за столом в кабинете фирмы «Солнечные брызги» и, когда я вошел, протянул мне пухлую, влажную ладонь. Опуская руку, он задел за керамическую пепельницу золотистого оттенка, и его масонское кольцо звякнуло. Взяв из нее сигару, он выпустил клуб дыма, чтобы наблюдать за мной, как за рыбой в аквариуме, через разделяющую нас завесу.
— Садитесь, мистер Коннер, — промямлил он. — Чем могу быть полезен?
— Вы — владелец дома на улице Облаков, где жила мисс Ларис?
— Да, я. Вы что, хотите купить его?