Остров на краю всего

– Как же я раньше не понял. И сколько детей рождается с такими уродствами? – Мари вздрагивает, будто от удара. – Я уже был здесь, когда пришло письмо насчет какой-то бледной девочки. Вам приказали, если не ошибаюсь, отправить ее в работный дом?

Сестру Терезу трясет, а Мари замерла и смотрит на директора, как на осиное гнездо.

– Да-да, припоминаю. – Ему явно доставляет удовольствие наше внимание. – Уверен, моему брату будет интересно узнать, что с ней случилось и как монахиня сочла возможным пренебречь прямым указанием и тратить выделенные для сирот деньги на девочку, которая должна сама зарабатывать на свое содержание.

– Пожалуйста, мистер Замора… – Голос сестры Терезы дрожит, как и ее рука. – Я…

– Итак, меньшее, что может сделать ребенок, – обрывает ее он, – это собрать мою морилку. Понятно?

– Да, сэр, – четко отвечает Мари.

– Вот и решено. Принесешь осколки в мою мастерскую. Там есть материалы, которые могут тебе понадобиться.

Он собирает свои бумаги и выходит из класса, оставляя после себя гробовую тишину, то гнетущее молчание, что случается перед муссоном, когда кажется, что весь мир затаил дыхание. Мари опускается на корточки и начинает собирать стеклянные осколки на листок бумаги. Сестра Тереза стоит с таким видом, словно ей дали пощечину.

– Ужин, дети, – с усилием выдавливает она и идет в свою комнату. Все торопятся к выходу, и только я остаюсь – помочь Мари.

– Ты как? – Вопрос глупый, и она не отвечает. – Он не может заставить тебя собирать эту банку.

– Может, – спокойно говорит Мари.

– Но как? Даже если бы осколков было меньше, с твоей рукой…

Я умолкаю, нарвавшись на ее взгляд.

– Думаешь, не смогу?

Ответить не успеваю – она складывает бумажку с осколками и выходит на улицу. Я остаюсь сидеть – тело как будто налилось тяжестью. Мертвая бабочка так и лежит на марле. Осторожно кладу ее на ладонь. Рука влажная, и пыльца липнет к коже. Бросаю бабочку в мусорную корзину, но мятые крылья притягивают взгляд, и я закапываю ее поглубже в скомканные листки с математическими вычислениями.

Во дворе Мари нет. Мистер Замора сидит на стуле у закрытой двери мастерской.

Ко мне подходит Луко.

– Она там. Он сказал, что не выпустит ее, пока все не будет сделано. Сестре Терезе надо бы написать в Манилу.

Но ведь Мари тогда могут отправить в работный дом.

Луко кладет руку мне на плечо.

– Думаю, он скоро успокоится.

Повар возвращается к костру. По-моему, мистер Замора уже вполне спокоен и даже улыбается, хотя глаза все равно остаются мертвыми. Кидлат топает ко мне с двумя мисками лапши. Мы садимся вдвоем на землю возле входа в приют и смотрим на мастерскую.

На темном небе уже проступают звезды, когда мистер Замора встает наконец со стула, открывает дверь и входит в мастерскую. Через несколько секунд оттуда выходит Мари, бледная, с опущенной головой. Я торопливо поднимаюсь и ковыляю к ней на онемевших ногах, нашпигованных крошечными иголочками. Мистер Замора закрывает дверь.

– Ну что? – спрашиваю я. Вид у Мари изможденный, она спотыкается. – Что случилось?

Устала? Отчего? Она провела в мастерской не больше двух часов.

– Немного голова кружится. – Вокруг нас собираются другие дети, и Мари еще ниже опускает голову. – Пойдем к скале?

Я обнимаю ее и вполголоса объясняю другим, что она не очень хорошо себя чувствует, что ее тошнит. Любопытные отступают. Только Кидлат тянется за нами, но я качаю головой, и он отстает и сует в рот большой палец.

Идем медленно, а когда добираемся до обрыва, Мари без сил валится на землю и делает три глубоких вдоха.

– Уф, вот так лучше.

– Так что произошло? Отчего головокружение?

Мари поворачивается на бок.

– В той комнате нет окон, и там у него все химикалии. У меня в голове все как будто плещется.

Я вспоминаю, как у меня закружилась голова от запаха хлороформа.

– Ужас.

– Да, вонь страшная. А что касается банки, то собрать ее невозможно. Тут ты была права.

– Не надо было мне это говорить. Извини. – Я начинаю извиняться, но она усмехается.

– Ничего. Просто меня раздражает, когда люди считают, что я не могу что-то сделать из-за руки.

Накатившая волна облегчения смывает и уносит давивший мне на грудь камень тревоги.

– Хоть что-то ты сделала?

– Ничего, – фыркает Мари. – Он сказал, что мне надо попробовать завтра, но я знаю, что никогда с ней не справлюсь. И никто не справится. Рано или поздно ему надоест ждать, и он просто купит новую морилку. Без нее ему не обойтись. – Она ежится от собственных слов.

Хочу спросить, что Мари думает по поводу его угрозы отправить ее в работный дом, но поднимать эту тему сейчас, когда она только-только пришла в себя, не хочется. Мы сидим и слушаем мерный шум моря, пока звон колокольчика сестры Терезы не призывает нас вернуться.

Пожар

После ланча Мари снова отводят в мастерскую. В последний момент я успеваю сунуть ей в карман апельсин. Кидлат делает то же самое. Спасибо, шепчет она одними губами и исчезает на все утро. Мысли разбегаются, я не могу сосредоточиться на уроке математики и даже неправильно отвечаю на вопрос сестры Терезы, хотя задание совсем простое и справиться с ним мог бы даже Кидлат.