Читаем Остров обреченных полностью

Папа сказал, что я буду сидеть под арестом, пока не попрошу прощения. Она поставила меня на пол, зажгла свет и заперла дверь так быстро, что я даже не успела посмотреть ей в глаза и увидеть, как ей стыдно. Понимаете, я стояла там и чувствовала, что мне хочется остаться в этой ванной и никогда не выходить, никогда больше не выходить, потому что мир так несправедлив. Я взяла расческу и резкими, яростными, свирепыми движениями зачесала свои длинные волосы вперед так, что они закрыли лицо, но в зеркало на себя посмотреть не решилась. Я сделала две узенькие щелочки для глаз и понадеялась, что, когда вырасту, буду похожа на Клару Боу.

Но тут я вспомнила о крошечных существах, которые жили на стене в ванной, – Милли всегда показывала мне их, когда купала. «Что за жизнь, – вздыхала она, глядя на них, – что за жалкое существование!» Несколько сморщенных серых существ могли пролететь пару сантиметров, если к ним поднести палец, а так они просто неподвижно сидели на стене, похожие на капельки застывшей грязи. Летали они отвратительно – знаете, есть такие бабочки, которые напоминают крыс, когда хлопают крылышками, и тогда приходится все время повторять себе «это бабочка, это бабочка!», чтобы не стошнило, а еще есть насекомые, которые перемещаются по воздуху рывками, как-то неестественно, механически; но ни одни птицы, насекомые или жуки не летают так отвратительно, как эти, потому что все время видно, что, вообще-то, они должны ползать, что по какой-то необъяснимой ошибке природа выдала им пару худосочных грязных крылышек, помогающих перемещаться вверх-вниз по стене, но не дальше, не за пределы ванной, не на свободу.

Я села на край ванны, и внезапно, понимаете, внезапно, все вокруг закружилось, стены начали сжиматься, очень медленно, так же медленно, как папа только что приближался к кровати, а еще от них исходил едкий запах; я не решалась посмотреть на них, боясь упасть в обморок, но знала, что они изменили цвет, что стены уже не зеленые, а серые, серые, потому что их полностью покрывают живые обои из этих летающих жуков. Ванная продолжала сжиматься, и, когда несколько капель воды сорвались с потолка и упали мне на голову, я подумала, что все пропало, и начала кричать, я кричала и кричала, пока на лестнице не послышался топот сапог.

– Что тебе нужно? – крикнул папа, подходя к двери. – Хочешь наконец попросить прощения?

Придется пожертвовать всем, лишь бы выбраться из этой тюрьмы любой ценой.

– Да! – закричала я в отчаянии. – Да, да, папа, прости меня, прости меня, папа!

Придется пожертвовать всем, пока еще остается пять сантиметров до полного удушья.

– Пообещай больше никогда не произносить это слово!

– Да, папа, – кричала я, – никогда, никогда! – кричала, а сама никак не могла вспомнить, что это было за слово.

А потом я долго лежала под кроватью в нашей с Ники комнате: я не плакала, холодная и безжизненная, как упавшее в озеро бревно, – только пнула Ники, маленькую бесстыжую лицемерку, когда она подошла ко мне, чтобы утешить.

– И он называет себя военным, – презрительно сказала она таким тоном, каким говорил дядя Бенни (мамин брат, который когда-то существовал, но сейчас находился где-то между Богом и Королем) про папу, когда про того написали, что он занял слишком много денег у садовника и все проиграл; потом она слегка ущипнула меня за ногу, но я продолжала брыкаться, и она, хихикая, исчезла. Понимаете, она исчезла, а я осталась лежать на спине, как сейчас, рядом с вами, упершись пятками в пол, так сильно прижав руки к груди, что потом, наверно, остались красные пятна, и глядя прямо на звезды, потому что я притворялась, будто дно кровати – это небо, и уже ничто не могло причинить мне боль, здесь уже ничто не могло причинить мне боль и ничто не могло доставить удовольствие; но внутри меня спрятался крик, словно невиданная рыба под ряской в небольшом озерце: вот она трудится, роется мордой, медленно ввинчивается в зеленое свечение на дне, бьет хвостом и взмывает на поверхность, и-и-и-и-и!.. кричала я под кроватью, но меня все равно никто не слышал: все играли в крокет, за секунду до этого я слышала равномерные сухие удары клюшек – возможно, кто-то остановился у ворот и, опершись на клюшку, сказал: «Слышите, как в парке воет лиса?» Меня никто не слышал, ну и ладно: все равно никто бы не понял, отчего я кричу, что я кричу, потому что никто не приходит согреть меня, никто не приходит, не расстегивает пальто, чтобы я прижалась головой к груди, никто не наклоняется ко мне, чтобы я погладила его по волосам, никто не понимает, что я могу замерзнуть насмерть, хотя днем сейчас жарко и дома, и на улице. С площадки для крокета доносился лишь смех, почтительный, – наверное, кто-то смеялся над папиными остротами, которые всегда заканчивались приказом: «А теперь смейтесь, раз-два!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза