Остров Пинель

   Я догадываюсь еще до того, как на негнущихся ногах приближаюсь к концу страшного конвейера.

   Последние две емкости пусты - вернее, в них залит "суп", но тел нет.

   На предпоследней - фотография Крекера.

   На последней - моя...

   "СЮРПРИЗ!!!"

   Динамик под потолком давится хохотом. Это их голоса - в этом нет сомнения... Голос Ларри перекрывает остальных:

   "Да тише вы там, черти! Тише! Готовы? Раз, два, три..."

   "Добро пожаловать, Джек!"

   Щелчок. С жутким скрипом конвейер начинает двигаться. Мешки раскачиваются и мягко стукаются друг о дружку, словно пытаясь спрыгнуть с крюков. По комнате разносится карусельная музыка; шарманка фальшивит, и ее душераздирающее пиликанье разъедает воспаленные нервы...

   Я без памяти рвусь наружу, в душную темноту карибской ночи.

   ...Утро. Пляж. Прибой неспешно накатывает свежий песок для утренних купальщиков. Шум волн всегда действует на меня успокаивающе, но сейчас мне не до него. Я сижу под пальмой почти у самой кромки прибоя, остекленевшими глазами глядя вдаль.

   Господи, за что мне так достается? А я считал, что галлюцинации закончились. Неужели писанина Деламбера настолько выбила меня из колеи? А может, это были не галлюцинации?

   Клочок бумаги судорожно сжат в кулаке. Я расправляю его.

   Я улыбаюсь себе с фотографии; неровно обрезанный край щеки делает лицо несимметричным... Часть шеи, где на фото ножницы прошлись по горлу, отделяя мою двухмерную фотографическую голову, вдруг начинает яростно чесаться.

   В голове надоедливо пиликает карусельная песня...

   Я сорвал это фото с моего мешка там, в подвале.

***

   Оказалось, что "Сиэттл Бест" Филипсбурга находится в конце Фронт-Стрит, в районе новостроек - десятка три опрятных коттеджей в два этажа, которые заботливо выкрашены в ярко-малиновый цвет.

   Я рискую своей головой, показываясь в кофейне... но все же теплится надежда на то, что мне удастся как-то предупредить Крекера. Мне уже ясно, что я сам жив до тех пор, пока они не добрались до Крекера...

   Дикая сцена в подвале и бессонная ночь усилили мою подозрительность. По пути в "Сиэттл Бест" мои глаза без устали обшаривали столбы и стены домов в поисках листовки Интерпола с моей фотографией. Хочется верить, что никому нет дела до загоревшего до черноты, тощего бородача, приткнувшегося со стаканчиком воды за столом в углу.

   Нервы оголены.

   Крекера нет. Часы на стене над прилавком с моей точки видны хорошо. Если он не появится через двадцать минут - я ухожу. Что делать дальше - увидим; будет день, будет и пища.

   Пища...

   Заставляю себя не думать о еде.

   Кто-то шмыгает носом за моей спиной. Я осторожно оборачиваюсь...

   Не он. Какой-то черный, в пестром берете "а-ля Боб Марли" и с традиционным "Но проблем, мон!" жалуется продавцам на хроническую простуду.

   Ф-ф-фу-у-ух...

   Секундная стрелка на часах движется медленнее ленивца.

   Может, с ним что-то случилось уже здесь, в Филипсбурге?..

   ...Прошло не двадцать минут, но все пол-часа. Страх тонкими лапками усиливает фокус моего зрения. Этот "джамэйкан мон" в берете - не за мной ли он следит? Две мамми в цветастых платьях - они наверняка непричем... Или...

   А тот, в сандалиях и шортовом костюме-сафари? С чего бы это он пялился на одну и ту же страницу рекламной брошюры последние минут десять? И вообще, когда он здесь появился?

   Звук упавшего на пол подноса с посудой подбрасывает меня вверх.

   Все, отрываюсь!

   Я прохожу мимо пробковой доски, на которой приколото дневное меню - и...

   Изумление, смятение, суеверный страх приклеивают мои ноги к полу.

   В дополнение к меню, доска увешана клочками бумаги с самодельными объявлениями, оставленными посетителями - "Продаю", "Куплю", "Динки - я приехала!", "Коты, собираемся в полночь...", и так далее.

   Среди всей этой шелухи мои неверящие глаза вновь и вновь пробегают одну и ту же короткую строку:

   "Бунюэль, сними меня!"

   Бунюэль - это я.

   Я снимаю записку с доски (кажется, что моя спина исколота взглядами любопытствующих посетителей), и чуть ли не выползаю на улицу.

   Пальцы дрожат и долго не могут развернуть записку.

   "Меня по-прежнему ведут - очень плотно. Прийти не смог. Увидимся вечером.

   Лепра-Пинель.

   Тендер четыре тридцать."

   В записку был завернут пятерик - на тендер.

   Билет в одну сторону.

   ...Закоулок темен, несмотря на яркий солнечный день. Высокие стены закрывают доступ не только свету, но и воздуху. Запахи нечистот и гниющих отбросов настолько густы, что их можно наталкивать в кастрюли и варить вместо супа. В окне второго этажа истошно вопит мальчишка, которого привычно лупит усталая мать. На куче мусора у заколоченной угловой двери сидит, прислонившись спиной к стене, "ломающийся" наркоман со старчески-печеным бородатым лицом. Ноги в рваных "Найках" дергаются, взбивая пену в зловонной луже, руки не находят места, то обхватывая голову, то прижимаясь к груди... Временами он начинает, стуча зубами, монотонно раскачиваться, и тогда кроссовки издают чавкающий звук, а куча под ним постепенно разъезжается, так что он в конце концов оказывается сидящим в луже.

   Странно наблюдать за собой со стороны.