Меня так и подмывало расспросить водителя, как сейчас тут живется, но я решил не вызывать у него встречных вопросов, тем более что совсем скоро мы увидим все собственными глазами.
Когда машина со скоростью километров пятнадцать в час поползла дальше, Смолянин из любопытства стал вертеть и шатать ручки на дверце. В какой-то момент та распахнулась, и Леокадия на ходу чуть не вывалилась наружу. С перепугу Смолянин дерганул ручку с такой силой, что она оторвалась и осталась у него в руке. Но дверца захлопнулась.
– Чувак, у тебя это... – испуганно сказал переводчик на своем фирменном русском.
– Ну? – отозвался тот, не оборачиваясь.
– Пимпочка от калитки того... Накрылась.
– Чего?! – не понял водитель.
– Да все путем, – смутился Смолянин и окончательно затих до конца поездки.
Кубатай потянул носом, поморщился и, естественно, на всеземном заметил:
– Этот жуткий агрегат пахнет очень неэкологично.
Его заявление подсказало мне, как узнать хотя бы что-то о состоянии нынешней экономики.
– С бензином перебоев нет? – спросил я водителя как бы между прочим.
Ответ действительно был красноречивым:
– Ага, нет... С брошенных машин сливаю. Еще с месяц поезжу, потом пешком ходить начну. Но это даже хорошо! Полезнее! А этот, – кивнул он на Кубатая, – иностранец, что ли?
– Да. Осетин, – ляпнул Стас.
– А не похож, – сказал водила, – хоть и шапка... – Он искоса глянул на кубатаевские зеленые волосы. – На американца больше похож. Прической.
– У него родители американцы, а сам – осетин, – зачем-то продолжал Стас вяло нести пургу. – Но ему пришлось долго жить на чужбине... Он скитался... Голодал...
– Дела-а... Говорят, там у них в Америке кризис-то еще похлеще нашего. Но это даже хорошо. Глобализма больше нет, антиглобализма – тем более... А в городе-то вам куда?
Я назвал адрес.
– Сделаем. Без проблем...
Так, перебрасываясь малозначительными фразами, мы и добрались непривычно пустынными улицами до нашего дома.
Во всех наших детских приключениях как-то так всегда выходило, что домой мы возвращались в то же самое время, в которое исчезали. На этот раз было иначе. Хотя, конечно, реально мы отсутствовали намного меньше, чем ощущали сами. Ведь наша память вмещала двойной срок.
На самом деле прошло около двух месяцев. Мы покинули дом в начале лета, а возвращались – в конце... И все-таки это был срок. Весь этот период был так насыщен событиями, что скучать о доме как-то не приходило в голову. Но зато теперь меня охватило такое щемящее волнение... Как тут мама с папой? Они хоть и подобревшие, но, наверное, все равно за нас волновались...
– Костя, – сказал Стас изменившимся голосом, когда мы выбрались из «Жигулей» и встали перед подъездом, – я сейчас, кажется, разревусь. Честное слово...
– Кончай, – сказал я, чувствуя то же самое. – Пошли наверх. У нас еще дел невпроворот...
Дверь была незапертой, и мы ввалились в квартиру без звонка.
Папа с мамой пили чай и смотрели телевизор. По телевизору показывали помехи. Услышав топот, родители обернулись.
– Мальчики вернулись, – сказала мама. – Я же тебе говорила, с ними все будет хорошо.
– Я тоже тебе говорил, – отозвался папа. – Что с ними могло случиться?
– А они не одни, – заметила мама. – С друзьями. Это хорошо. Заходите, заходите, присаживайтесь. Чаю попьем. Правда, его уже нет.
Они были такие спокойные, такие сонно-равнодушные, что мне захотелось попросить Леокадию немедленно спеть им песенку-озлоблялку, чтобы они пришли в себя. Но мы со Стасом еще на корабле это обсудили и решили, что торопиться не будем, что пока они такие, нам удобнее будет провернуть свои дела...
Все стали рассаживаться вокруг стола, а я в поисках чего-нибудь к чаю заглянул в буфет и в холодильник... Везде было шаром покати. Тут только я понял, что пьют папа с мамой вовсе не чай, а горячую воду.
– В магазинах уже ничего нет? – спросил я.
– Ну... Иногда что-нибудь и можно найти, – отозвался папа. – Но мы с мамой решили поголодать немножко. Чтобы здоровыми быть. Давно собирались, да все не получалось как-то. А сейчас – очень даже хорошо получается.
– А что это вы такое смотрите? – спросил Стас, тыкая пальцем в экран.
– Это? – глянула на экран мама. – Да так, ничего.
– Сам вижу, что ничего. И так по всем каналам?
– Да нет, почему, – отозвался папа. – На некоторых – разные программы идут.
– Чего же вы эту ерунду смотрите?
– Какая разница, – сказала мама. – Нам нравится. Успокаивает.
– Куда вам еще дальше успокаиваться?! – воскликнул Стас и, обернувшись к Леокадии, заговорил на ее языке: – Ну, принцесса, был бы я правителем Земли, я бы точно Леокаде войну объявил!
– За что? – не поняла та.
– Да за то, что вы, леокадийцы, сделали с моими родителями!
– Да? Еще неизвестно, что вы, земляне, сделали с моими! – парировала та.
А ведь и в самом деле. Я как-то не смотрел на это в таком ракурсе.
– Не мы, а один-единственный Неменхотеп! – возразил Стас уже не так экспрессивно.
– Я тоже – одна-единственная, – парировала Леокадия.
– Мало ли что. Зато это политика всей вашей планеты.