Смолянин и Леокадия посмотрели друг на друга, а потом поцеловались.
– Ура!!! – вместе с нами заорала толпа и ввалилась в зал.
– Как добрались? – спросил я у Самогудовой.
– Отлично!
– А на чем?
– На самолете, конечно!
– А вы не боитесь летать... После того случая?!
– Да ни капельки. Пилот у нас есть, слава богу, не разбился. А самолетов бесхозных в любом аэропорту сейчас навалом! Летай не хочу! Ну, что снимаем?
Вопрос был очень своевременным. Стас суетился возле караоке, всучив Леокадии радиомикрофон.
– Кстати, трансляция уже вовсю идет, – сообщил Перескоков. – Кризис кризисом, а посмотреть на свадьбу такой звезды, как Леокадия, хотят все. Да еще жених такой необычный!
– Эт’точно! – подтвердила Самогудова.
– А по-моему, миленький, – встряло «дитя порока». – Такой ушастенький... И перепоночки такие на руках... Эротичные...
– О! – возвела очи к потолку примадонна. – Да тебе гаечный ключ покажи, ты про него то же самое скажешь!
– Еще бы! – вскричало «дитя». – У него такая форма... Соблазнительная.
В этот момент Стас, перекрывая общий гвалт, спросил в микрофон:
– Ну что, все готовы? Включайте камеры!
– Все уже давным-давно пишется и транслируется! – отозвался Перескоков.
– Отлично! – воскликнул Стас, передавая микрофон Леокадии, и щелкнул кнопкой музыкального центра. Грянуло вступление.
Мы вчера долго ломали голову, выбирая. На самом деле, что это будет за песня, было абсолютно все равно... Потому и трудно было выбрать. Ну и хотелось все-таки, чтобы и ей нравилось, и людям, когда они в себя придут...
Главными песнями-кандидатами были: латиноамериканская «Бессаме Мучо», битловское «Yesterday», «Под небом голубым» Гребенщикова и, не знаю уж почему, сомнительная «Голубая Луна». Ну и еще одна, которую мы наконец и выбрали по патриотическим мотивам.
Вступление отгремело, и Леокадия, которой мама по просьбе Стаса повязала на голову платок, плавно выбросила вперед свободную от микрофона руку и запела:
Самогудова, не удержавшись, подхватила вторым голосом, и камеры уставились на нее:
И тут все-все-все грохнули вместе, да пустились в пляс вокруг торчащего посреди зала хвойно-древесного бутафорского ствола:
– А-а!.. – распевно подала голос Самогудова, и Леокадия, приложив пальчик к щечке, ни дать ни взять красавица из русской деревни, проникновенно продолжила:
Я и не заметил, как на сцене оперативно подключили к усилителям свои гитары музыканты из «Наталипортман», а за ударную установку уселся их барабанщик. И Леокадия пела уже не под фанеру, а под живой аккомпанемент:
Папа и мама ошеломленно оглядывались по сторонам. Они явно не понимали, как сюда попали. Но выражения лиц у них были такие выразительные, что мне стало абсолютно очевидно: подобрение закончилось!
А вот попсовики практически не изменились. Правильно Стас когда-то сказал, что они всегда были такими же придурочными. Хоть подобревшие, хоть неподобревшие.
Музыканты по-роковому жахнули припев, и все вновь запрыгали вокруг дерева:
Музыканты играли все быстрее и экспрессивнее, гости скакали как очумелые... А жених-то, жених!.. Смолянин и Кубатай прыгали втроем с чучелом медведя, ухватив его за лапы, и один из операторов тщательно фиксировал их замысловатые па. Оператор что-то им крикнул, и они, пританцовывая, вместе с чучелом стали перемещаться к выходу из ресторана.
Я глянул в окно и увидел, что из домов на улицу вывалил народ, и кто-то танцует, кто-то обнимается, и повсюду, словно в Новый год, расцветают букеты фейерверков! А вот и Смолянин с Кубатаем и чучелом уже тоже пляшут там, и люди рукоплещут им, водят вокруг них хоровод...
Припев повторялся уже раз в десятый, и я подумал, что, наверное, клип действительно будет уникальным – столько звезд, столько экспрессии, столько неподдельной, ненаигранной радости, да прибавить к этому само событие избавления от подобрения...
И тут в центре зала что-то мне показалось странным... Я вгляделся... И волосы у меня встали дыбом. Хоровод вокруг ствола был сейчас двойным. Так вот, поразило меня внутреннее, меньшее кольцо. Я увидел в нем пляшущих с перепуганными рожами себя и Стаса в железных ошейниках! И я сразу понял, откуда они взялись.