Остров в степи

— Павел Федотыч, а вы, оказывается, так и не были до сих пор дома? — спросил Август Иваныч. — Что вы, Павел Федотыч, нельзя же так!

— Да, я пойду. Кстати, который теперь час?

— Семь часов. Сейчас гудок будет. А через час уже начнется работа в лаборатории. Вот вам и отдых, Павел Федотыч.

Все двинулись к выходу за маленьким человеком. А он, отойдя немного, шопотом, как нашаливший мальчишка, сказал Августу Иванычу:

— Ох, и попадет мне теперь! Вчера ведь Варюшкин день рождения был. Я обещал вернуться пораньше, а сам… Знаете, что? Я лучше прямо пойду в лабораторию. На людях если и попадет, то все же не так, как дома.

Начальник и подчиненный глянули друг другу в глаза и хитро улыбнулись.

Начало одной сказки

I

Маленький Павел Федотыч вошел в большой дом. В комнатах еще никого не было. Только веселые лучики солнца прыгали по полу, по столам и стульям. Комнаты были чистенькие, прибранные. Они словно говорили: «Ну, что же вы нейдете работать? Мы готовы».

У Павла Федотыча, как у антилопы, раздулись ноздри, и он засмеялся.

— Эх, хорошо! А если бы сюда еще одну хорошую котлету, то я бы…

Он не досказал, что бы он тогда сделал, но, должно быть, что-то веселое, потому что лицо его так и просияло.

Одна комната называлась лабораторией. В ней Павел Федотыч долго прилаживал медную трубку — микроскоп. Потом принес банку с жидкостью, достал этой жидкости на кончик ножа, состукал ее на стеклышко и подложил под микроскоп. Проделывая все это, он напевал новую трудную песню: «Чижик-чижик, где ты был? На Фонтанке ножки мыл…»

Но вот лицо его вытянулось. Песня оборвалась. Наверное что-нибудь интересное увидел на стеклышке. В комнате стало тихо-тихо.

Немного погодя стали приходить служащие на работу.

— Доброе утро, Павел Федотыч! Вы уже здесь?

— Ого, какая вы ранняя пташка! Здравствуйте, Павел Федотыч!

— Павел Федотыч, можно подумать, что вы здесь и ночуете.

Маленький человек, не отрываясь от трубки, серьезно отвечал им:

— Да, да. Доброе утро. Совершенно верно — ранняя пташка. Да, чижик-пыжик… А? Что? Где я был, спрашиваете? В торпаннике! Знаете, Пальма плохо себя чувствовала.

Вдруг где-то в конце коридора послышались твердые, четкие шаги. Павел Федотыч прислушался, но было уже поздно. На пороге появилась статная порывистая женщина.

— Павел, — сказала она непреклонно, — ты хуже всякой свиньи!

— Я понимаю, Наташечка. Прости, что не предупредил. Видишь ли, Наташечка, дела всякие, неприятности. Родился буб…

— Родился буб, — прервала Наталья Александровна. — А что у тебя дочка праздновала день рождения, на это тебе наплевать. Главное, хоть бы уж не обещал. Мы бы не ждали, не было бы слез.

— Она плакала?

— Конечно. Обидно же! «Мама, говорит, он, наверное, своих антилоп любит больше, чем меня».

— Но ты объяснила бы ей, что я…

— Что же я ей объясню, когда она права? Я и сама так думаю.

Павел Федотыч нахлобучил свою ушастую шапку и понесся домой.

II

Варя одевалась, стоя ногами на подушке. Когда вошел отец, она сделала оскорбленное лицо и сказала, как мать:

— Пришел. Вон тебе пирожок, от рождения оставила. Ешь и иди опять целовайся со своими антилопами.

— Варечка! Я вчера хотел пораньше вернуться, но…

— Не ври, не ври. Ты не можешь от них оторваться.

— Да кто тебе такие глупости говорит?

— Мама. Она уж знает. Ты мне не отец, ты своим антилопам отец. Ты только их одних любишь.

— Неправда, я и тебя тоже люблю, Варя.

— Не ври, не ври. Ты про нас совсем забыл. Мама переведется служить в Москву, и мы от тебя уедем. Я там буду ходить в школу.

Павел Федотыч наморщил лоб и серьезно сказал:

— Нет, Варюша, это вы напрасно на меня обиделись Ты вот любишь лепить из глины всяких животных: верблюдов, уток, коров, свиней. Любишь ведь, да?

— Люблю. Я вчера еще пять штук слепила.

— Ну вот, видишь! И я люблю. Только у тебя игрушки, а мы лепим настоящих, живых.

— Как лепите? — удивилась Варя. — Вы же работаете?

— Ну, что же! Это и есть наша работа. Мы все, весь поселок, выводим новых животных. Ты подумай, разве это не интересно? Если бы ты работала, работала, и вдруг у тебя получилась бы маленькая антилопочка или страусенок, или бычок? Настоящие, чтобы умели бегать и кричать…

— Конечно интересно. Так бы и я согласилась. — Тут ей показалось, что она слишком быстро сдалась. — Только ведь я леплю не обыкновенных животных. У меня корова, небось, с петушиным хвостом. А лошадка с горбом, знаешь — как в сказке «Конек-горбунок».

— А зачем тебе это? Для чего ты их уродуешь?

— Вот тебе раз! — Варя даже бросила одеваться. — Ничего ты не понимаешь. Ну, что хорошего, если лошадка без горба? Такие у всех есть. А я, брат, леплю таких, что ни у кого не бывает.