Острова в сердце Африки

С введением земледелия и скотоводства человек оказался в состоянии серьезно нарушать равновесие в окружающей среде. Правда, не снимается предположение, что и раньше первобытному человеку путем выжигания удавалось свести большое количество леса и привести некоторые виды животных к гибели, но впервые лишь с появлением земледелия человек не только заложил основу планомерного товарного хозяйства, но и ухудшил состояние окружающей среды.

Примитивное земледелие было естественным продолжением собирательства. Люди стали выращивать растения у своих жилищ вместо того, чтобы занимать-ся поисками дикорастущих. Многое из того, что мы теперь относим к нетронутой природе, на самом деле представляет собой древний культурный ландшафт, который с незапамятных времен формировался в условиях выпаса скота и земледелия, приспособленных к естественным природным ритмам. Традиционное земледелие само по себе не вызывает экологических проблем, но люди стали чересчур интенсивно использовать те возможности, которые предоставила эта отрасль хозяйства.

За предельно короткое время был совершен переход к нынешней ситуации, когда техника, обеспечивающая благосостояние все большему числу людей, взамен нарушает равновесие в окружающей среде, и в результате остается все меньше природных ресурсов, чтобы можно было восстановить это равновесие.

При изучении современных групп охотников и собирателей необходимо интересоваться не только прошлым: не вполне исключено, что найдем у них модель будущего. Современная техническая революция пробуждает ностальгическое желание обратиться к далеким истокам нашей цивилизации. Поэтому очень легко возникают романтические иллюзии при рассмотрении жизни наших предков, не знавших современных проблем. Вихрь зеленой революции, который пронесся над развитыми странами, сам по себе символ прогресса, но он оброс многочисленными несостоятельными россказнями о так называемых «людях природы», которых представляют гораздо благороднее нынешних.

Это ловушка, которую я увидела, столкнувшись с культурой бушменов в Калахари. Зная, что вряд ли найдется какой-нибудь человек, которому не понравились бы бушмены, я при первых контактах внушала себе, что, действительно, они живут в согласии с окружающей средой, потому что у них нет стимулов и техники, чтобы ее нарушить, и что их культура, избегающая явных конфликтов, может дать повод для глубоко скрытых проявлений агрессии. Однако должна сознаться, что бушмены меня глубоко растрогали и вызвали уважение к себе, и поэтому, несмотря на все попытки соблюдать дистанцию, я прониклась к ним неистовой любовью. Они пробудили во мне покровительственные инстинкты, одновременно я осознала, что в человеческом плане они намного превосходят меня по своей культуре и способности к общению. Более чем кто-либо иной, они были причиной того, что пребывание в Африке оказалось для меня своеобразным «путешествием вовнутрь». Бушмены заставили меня трепетать так же, как их музыкальные инструменты: они пробудили во мне глубоко скрытые воспоминания и интуитивные представления, и мне показалось, что все в моей Душе встрепенулось.

Путешествие в Калахари не было целенаправленным. За довольно короткое время я побывала там одна или вместе с друзьями, которые глубоко интересуются бушменами и мало-помалу постигли их дух. Да и сама я, наверное, стала воспринимать бушменскую культуру весьма своеобразно: в общении с этим народом меня охватывала ужасная неловкость. Я чувствовала себя невеждой рядом с этими тактичными и дружелюбными людьми. Позже мне не раз хотелось сравнить свою судьбу с бушменской. Ведь бушмены, будучи совершенно беззащитными, всегда готовы уступить, когда они сталкиваются с силой. Что же касается меня, то прежде я старалась порвать все контакты с людьми, обходившимися со мной несправедливо. Подобно бушменам я была загнана, так сказать, в пустыню, но суровая среда показалась мне более желанной по сравнению с миром, в котором царят жестокость и презрение, несмотря на его удобства и комфорт.

После моей поездки к бушменам я часто думала о том, как мало мы, люди, отличаемся друг от друга. Среди бушменов меня посещали образы моего далекого детства, прошедшего в простой крестьянской среде, и я с истинным удовлетворением возвращалась к тем временам. Мысль уводила меня еще дальше, к нашим далеким предкам, жившим за тысячи, а может, и сотни тысяч лет до нас.

Не следует, конечно, проводить слишком близкие параллели между первобытными людьми и сохранившимися до наших дней группами охотников и собирателей. Ведь разрыв во времени настолько велик, что, само собой разумеется, бушмены не избежали влияния других народов. Кроме того, известно, что прежде охотники и собиратели густо населяли районы, где ныне сосредоточены плодородные обрабатываемые земли. Значит, в прошлом охотники и собиратели жили в экологически более благоприятных условиях, чем современные бушмены. Иными словами, они не могут служит типичным примером древних охотников и собирателей, и, скорее всего, следует говорить лишь о некотором отдаленном сходстве между ними.