Острова, затерянные во льдах

Пес Белый сумел сорваться с цепи, а у Стрелки не хватило сил. Со страха она забилась в конуру, и мы стали свидетелями, как медведь, запустив в конуру лапу, пытался достать ее оттуда, словно мед из улья. Увлекшись, он не реагировал на удары шипящих ракет и даже пытался отбрасывать, как назойливых мух, те из них, что, дымя, вертелись поблизости. С трудом нам удалось заставить его отойти от собаки. Ну и отчаянным оказался мишка! Походив у склада, он разыскал возле него давнишнюю шкуру то ли лахтака, то ли еще какого-то зверя, о существовании которой мы и не подозревали, и принялся пережевывать ее. Его и оттуда прогнали. Тогда медведь вернулся на птичий базар. Птицы всей стаей атаковали его. Я был поблизости и видел, как, оглушительно крича, они пикировали на него, ударяли грудью в спину, пачкали пометом, щипали. Но медведь не успокоился, пока не обошел весь базар и не убедился, что яиц там нет.

Серые пуховые птенцы разбегались от него, как мыши, в разные стороны, но несколько пуховичков все же попалось. Медведь прихлопнул их, понюхал, повертел лапой и пошел в море: видно, такой пищи он не употреблял. Но переполоху на базаре он наделал немало. Разбежавшимся птенцам не так-то просто оказалось вернуться к своим гнездам. Совсем ошалевшие от паники, родители хватали клювом первого оказавшегося ближе к их гнезду детеныша и насильно тащили к своему гнезду. Птенцы же отбивались от взрослых птиц как могли, не желая идти в чужие гнезда. У некоторых птенцов на шеях взбухли синяки, сочилась кровь. Но большинству переполох пошел впрок, научив в подобных ситуациях проявлять характер, не соглашаться и давать сдачи. В конце концов все птенцы разбрелись по своим гнездам.

С появлением медведя в нашем приунывшем за лето коллективе будто сработала какая-то пружина.

Что бы там ни говорили, но не зря бывалые полярники отличают обычные острова от высокоширотных. Сырость, окутывающие остров постоянные туманы, отсутствие солнца, вечные льды — все это медленно, но неумолимо начинает давить на психику. Люди взрываются по пустякам. Небольшие недоразумения переходят в длительные ссоры. Коллектив раскалывается на части, как льдина… Не поладивший с поваром старший метеоролог вдруг заявил, что уедет на судне, которое должно было скоро подойти. Оно уже находилось в пути, и о присылке человека ему в замену не могло быть и речи. Начал заговариваться механик, работавший на острове второй год. Стал спать не раздеваясь, молоть чепуху, заводя разговор за столом о достоинствах собачатины, и ему-то уж надо было бы передохнуть на материке. Но когда я предлагал ему сделать это, он начинал умолять никуда его с острова не отсылать.

Приближалась полярная ночь, и было отчего голове идти кругом, но после прихода Меченого (так мы прозвали этого медведя, потому что у него на шкуре осталось много черных следов от ракет) настроение у всех поднялось, будто к нам сумел пробраться почтовый самолет и мы получили долгожданные письма. Все громко говорили, смеялись за столом. Недругов не стало, будто недавние враги каждый по-своему сумели выместить на медведе свое настроение. Вспоминали, как кто-то метко попал в него, как вертелся медведь, как кривлялся, отмахиваясь от ракет, мешавших ему достать из будки собаку, как не дали ему утащить шкуру…

Меченый задержался у нас надолго. Он не мог забыть вкуса старой шкуры и, внезапно иногда наведываясь, постепенно доедал ее. Собаки встречали его истошным лаем (с цепи их пришлось спустить), а мишка, не обращая на них внимания, галопом бежал к шкуре, выигрывая минуты, и быстро принимался за дело.

Однажды мы перепрятали ее. Надо было видеть его недоумение! В это время на крыльцо вышел заспанный метеоролог, дежуривший ночью. Как был, в одних трусах и валенках на босу ногу. Обычно медведь не обращал внимания на стоящих поблизости одетых людей, и мы привыкли к этому. А тут, заметив полуобнаженного человека, раскрыл пасть да так и замер. Желтая слюна сбежала у него изо рта и протянулась до самой земли. Медведь судорожно сглотнул ее, закрыл пасть и осторожно двинулся к крыльцу, глядя на метеоролога завороженными глазами. Спросонья все еще плохо соображавший, тот, нахмурив брови и сложив на груди руки, как Наполеон, продолжал стоять на крыльце, сурово уставившись на медведя.

Мишка перешел на быстрый шаг, и, когда наш товарищ опомнился, зверь уже всходил на крыльцо. Спасло метеоролога то, что вторая дверь открывалась наружу. Медведь насел на нее, стараясь прорваться в комнаты. В зверя полетели ведра, тазы, валенки. Мы взялись за ракетницы. Меченому на этот раз прилично досталось. Но урок не пошел ему впрок.