Островитяния. Том третий

Она не заводила речь о своем чтении и проявляла беспокойство, стоило мне заговорить о нем: по ее словам, отбирала они книги в спешке и в основном потому, что те или иные были ей дороги как память. Книг было немного, некоторые — довольно потрепанные. Здесь были стихи: Теннисон, Китс, Киплинг, де Мюссе, Данте на итальянском, «Золотое сокровище», «Оксфордская антология английской поэзии» и сборник шотландских баллад; Библия, англиканский молитвенник и карманный словарь; балфенчевский «Век басни», «Камни Венеции» и «Семь светочей» Рескина; «Джек» Доде, «Тэсс» и «Возвращение в родные места» Гарди, теккереевские «Эсмонд» и «Ярмарка тщеславия», «Дэвид Копперфильд» Диккенса, «Квентин Дорвард» Вальтера Скотта, «Чувство и чувствительность» мисс Остин, «Маленькая женщина» мисс Олкотт; три старых школьных учебника; тонкие альбомы с выцветшими репродукциями Тициана, Микеланджело, Джотто, Гирландайо, Рембрандта и Боттичелли; альбом с фотографиями картин, по большей части эпохи Ренессанса; «История Островитянии» месье Перье, «Путешествие в современную Утопию» и «С островитянами — против делиджийцев» Карстерса и, наконец, моя «История Соединенных Штатов» на островитянском, с аккуратно вклеенными в нее моими газетными статьями.

Возвращаясь домой, я нередко заставал ее уютно свернувшейся на скамье перед очагом с одной из этих книг на коленях; взгляд был устремлен вдаль, смутная улыбка блуждала на губах, и она далеко не сразу замечала мой приход, вдруг снова очнувшись от своих грез в Островитянии.

В мастерской, где ее обычно можно было найти, я чувствовал себя гостем, и Глэдис тоже, похоже не сознавая того, обращалась со мною соответственно. Здесь беседа, как правило, шла о книгах, которые мы скоро сможем купить, о технике письма маслом. Глэдис обнаружила, что довольно многих инструментов ей не хватает. Кое-что можно было раздобыть и в поместье, в других случаях дело шло о чем-то недоступном. Поэтому мы решили хорошенько изучить красители и все, что может заменять холст, надеясь в конце концов разобраться в этом предмете и, быть может, найти выход. Итак, мы подолгу толковали о живописи, однако за все это время Глэдис ни разу не прикоснулась к кистям и краскам.

Полагая, что причиной бездеятельности служит скорее робость, скованность, а не обычная лень, я уговорил Глэдис три раза вместе со мною навестить наших соседей. В один из вечеров, когда дул холодный ветер и полная луна сияла на небе, мы отправились к Аднерам. Кроме нас пришел еще кое-кто из Дартонов, Ранналов, Нейпингов и их арендаторов. Мое предчувствие, что Глэдис понравится им, подтвердилось, да и они, судя по ее поведению, были симпатичны ей. Застенчивость и робость исчезли без следа, как только мы вошли в дом. Недостаток практики в островитянском с лихвой возмещался изяществом ее манер и улыбкой. Глэдис казалась немного взволнованной, разгоревшийся на щеках румянец очень шел ей, присутствующие окружили ее вниманием, как добрую старую знакомую. Пробыли мы у Аднеров недолго и возвращались домой под высокой яркой луною, словно посеребрившей весь мир своим морозным светом. Крепко прижавшись ко мне, Глэдис засыпала меня вопросами, стараясь удержать в памяти всех тех, пока еще новых для нее людей. Она уверяла, что давно не помнит такого прекрасного вечера, а я целовал ее щеки, с которых еще долго не сходил жаркий румянец.

Навестили мы и Дартонов со Стейнами. Ровесник Глэдис, молодой Ансель, тоже появлялся на каждом вечере. Были еще двадцатидвухлетний Раннал, Севин, чуть постарше, и другие. Молодые люди буквально увивались вокруг Глэдис, и, надо сказать, с ними она держалась не так робко, а ее островитянский, хоть и далеко не безупречный, звучал ярче и выразительней. У Дартонов устроили хоровод, наподобие тех танцев, что танцевали у Хисов, когда я был у них впервые. Молодежь танцевала в сарае под звуки нехитрого струнного инструмента в приглушенном свете накрытых колпаками свечей. Те, кто постарше,

танар,одним из которых был теперь и я, обсуждали, как повезут урожай в Тэн, для чего соседи обыкновенно одалживали друг другу повозки, и тут следовало уладить один вопрос, самостоятельно решить который старик Ансель отказывался. Посему мне тоже пришлось включиться в разговор о делах, но тем не менее я старался не упускать из виду Глэдис: сегодня она была красивей, чем когда-либо, движения ее были слаженны и изящны, и только изредка она допускала небольшую ошибку. Стоило этому случиться, все тут же ласково подправляли Глэдис, а ее извиняющаяся улыбка была обворожительна.

По дороге домой я сказал, что она была настоящей царицей бала.

— Правда? И мне так показалось, — ответила Глэдис, и то, что она приняла эту мысль с легкостью, доказывало, что она сама все ясно видела и понимала. — Они относятся ко мне так, будто я вовсе не замужем, — заявила она. — И мне это не нравится. Я не знаю, как далеко они могут зайти… Разумеется, это может быть просто вежливостью по отношению к иностранке.

Она взяла меня под руку, и мы пошли рядом.