Острые края

– Похоже на то, – отозвался Джег. Голос его был настолько же суров, насколько мягок у его брата.

Она смотрела, как они спешивались и привязывали лошадей. Без всякой спешки. Как будто они отряхивались от пыли после прогулки верхом и с нетерпением ждали приятного вечера в культурном обществе. Им было совершенно незачем спешить. Они знали, что она здесь, знали, что она никуда отсюда не денется, знали, что никто ей не поможет, и она тоже все это знала.

– Подонки! – прошептала Шай, проклиная тот день, когда она связалась с ними. Но ведь с кем-то так или иначе приходится связываться, верно? И выбирать можно только из того, что имеется под рукою.

Джег потянулся всем телом, не торопясь втянул носом сопли, с удовольствием харкнул в пыль и вытащил из ножен свою саблю. Ту самую кривую шашку с хитрожопой плетеной гардой; он очень гордился ею и говорил, что получил ее, победив на дуэли офицера Союза, но Шай знала наверняка, что он украл ее, как и большую часть всего, что у него когда-либо имелось. Как же она потешалась над этой дурацкой саблей! Но теперь с удовольствием ощутила бы ее рукоятку в своем кулаке, а он пусть обходился бы ее кухонным ножом.

– Дым! – взревел Джег, и Шай вздрогнула. Она понятия не имела о том, кто придумал для нее такое прозвище. Какой-то остряк напечатал его на листовке о розыске преступницы, и с тех пор все кто ни попадя называют Шай именно так. Может быть, из-за обычая исчезать, как дым. Хотя, возможно, из-за других ее обычаев: вонять, как дым, забивать людские глотки и летать с ветром.

– Дым, иди сюда! – Голос Джега отдавался от фасадов мертвых зданий, и Шай попятилась немного дальше в темноту. – Выйди сама, и мы тебя не очень сильно покалечим!

Ну да, взять деньги и уйти они не согласны. Они хотят сдать ее и получить награду. Она просунула кончик языка в щель между зубами и слегка прикусила его. Пидоры. Есть же такие люди, которым только палец дай, так всю руку откусят, по самое плечо.

– Надо пойти и изловить ее, – нарушил наступившую тишину голос Неари.

– Да, – ответил Джег.

– Я говорю, что надо нам пойти и изловить ее.

– И ты тогда штаны насквозь проссышь от радости, да?

– Я сказал, что нам надо изловить ее.

– Так перестань говорить об этом, а иди и излови.

Заискивающий голос Додда.

– Послушайте, ведь деньги здесь. Может, просто подберем их и поедем дальше? Зачем нам…

– Неужто мы с тобой и впрямь выскочили из одной дыры? – ядовито бросил Джег. – Тупее тебя на свете не найти.

– Тупее тебя на свете не найти, – сказал Неари.

– Ты, может, думаешь, что я брошу четыре тысячи марок воронам? – продолжал Джег. – Давай-ка, Додд, подбери их, а мы заломаем кобылу.

– И где, по-твоему, ее искать? – спросил Неари.

– Я всегда думал, что это ты у нас великий следопыт.

– Так это в глуши, но мы-то сейчас не в глуши.

Джег вскинул бровь и обвел взглядом пустые лачуги.

– Вряд ли все это можно назвать центром цивилизации. Или ты не согласен?

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, пыль взметалась у них из-под ног и снова оседала наземь.

– Она где-то здесь, – сказал Неари.

– Неужели? Очень удачно получилось, что я прихватил с собой самые острые глаза, какие только есть к западу от гор, так что сумел заметить в десяти шагах отсюда ее дохлую клячу. Да, она где-то здесь.

– И где, по-твоему? – спросил Неари.

– А ты куда забрался бы?

Неари обвел взглядом здания, и Шай едва успела убрать голову перед тем, как его прищуренные глаза добрались до таверны.

– Я, пожалуй, сюда, но я ведь не она.

– Да уж, ты ни хера не она. Знаешь, что я тебе скажу? У тебя сиськи больше, а мозгов меньше. Был бы ты ею, мне сейчас ни хера не понадобилось бы искать ее, верно?

Снова пауза, снова порыв ветра взметнул пыль.

– Пожалуй, что нет, – сказал Неари.

Джег снял цилиндр, расчесал сырые от пота волосы ногтями и снова надел шляпу набекрень.

– Так что загляни туда, а я посмотрю в доме рядом, только не убивай эту суку, ладно? За мертвую заплатят вдвое меньше.

Шай снова спряталась в тень; пот, выступивший под рубашкой, щекотал кожу. Попасться в этой никчемной поганой дыре… Попасться этим никчемным поганым ублюдкам… Босиком. Она этого не заслужила. Ей хотелось всего-навсего стать кем-то таким, о ком будут говорить. Не остаться ничтожеством, о котором напрочь забудут в день смерти. Теперь-то она понимала, что от недостатка острых ощущений до их тошнотворного переизбытка даже не шаг, а самое большее, полшага. Но это открытие, как и большинство ее недозрелых озарений, пришло на год позже, чем нужно.