Осуждение Сократа

— Мне понятно ваше желание, — заговорил он спокойно, и Мелету вдруг показалось, что капли в клепсидре падают до удивительного медленно. — Но, право, я жалею, что не мог все объяснить гораздо раньше, на Агоре. Там было бы не так душно, да и часы не подгоняли бы Сократа, склонного на старости лет к долгоречию. Однако в дорогу! «Демонион», о котором я иногда толкую, вовсе не новое божество, придуманное мною, а священный голос, подсказывающий мне правильное решение. Тише! Клянусь собакой, я не нанимал глашатая для повторения моих слов. Помню, однажды — тогда я был еще безусым юношей — мы с друзьями пробирались узкой улицей к Акрополю. И вдруг что-то подтолкнуло меня: «Сверни, Сократ! Ты не должен идти здесь». «Перейдем на другую улицу, — предложил я друзьям. — Только быстрее!» «Зачем?» — спросили они. — «Так нужно!» — ответил я и больше ничего не мог объяснить. Они подняли меня на смех и продолжали идти, как шли. А я и мой старый друг Критон — он сидит здесь и может подтвердить — перешли на другую улицу. И что же было потом? С друзьями мы встретились недалеко от Агоры. Плащи на них были грязные, как у горьких пьяниц. Оказывается…

— Время! — крикнул добросовестный стряпчий и смачно хлопнул в ладоши.

Сократ округло, по-женски, развел руками:

— Выходит, мое время истекло?

— Говори! Пусть говорит! — вспенился зал нетерпеливыми голосами. Слушателям казалось, что старик оборвал на самом интересном.

— А позволит ли почтенный председатель продолжить речь? — насмешливо отнесся Сократ к человеку с ассирийской бородкой. — Или наши судебные порядки теснее Прокрустова ложа?

— Дайте ему слово! — кричал зал и требовательно топал ногами. — Мы хотим слушать!

Басилевс поднялся, толкнув животом столик. Один из металлических цилиндриков, предназначенный для хранения свитка законов, упал и покатился по сцене, метя в слегка приоткрытый люк, откуда во время театральных представлений восходили на сцену подземные боги и призраки. Председатель суда проводил глазами цилиндрик, остановившийся у деревянной бровки, и медвежековато повернулся к человеку, который поставил его, второго архонта и потомственного дадуха-факелоносца, в нелепое положение перед гражданами.

— Ты превращаешь суд в шутовской балаган! — заговорил басилевс, чувствуя, как у него задергалось правое веко, будто однокрылая муха чудом взобралась на него и щекотно забила своими ножками. — Здесь каждый… — Басилевс, не удержавшись, почесал веко, — может закончить начатую речь. И ты прекрасно… — Архонт резко замолчал и так же медленно, как подымался, опустился на свой стул.

— И все-таки на Агоре было бы лучше! — заключил мудрец. — Да, на чем же я остановился? — И продолжил негромким, даже скучноватым голосом: — Моим друзьям встретилось по дороге стадо свиней. — Последнее слово можно было разобрать лишь по движению губ.

— Что он сказал? — вскинулись задние ряды.

— Свиней! Свиней! — покатилось из передних рядов, отведенных для высших должностных лиц, зазвенело в полых резонирующих урнах, выплеснулось на серые входные колонны, выбеленные снаружи солнечным светом, и опять покатилось, сдобренное криками и смехом, туда, где сидел, набычившись, человек с ассирийской бородкой.

— Свиней!

А Сократ, улыбаясь, шел по сцене к своей скамье, на которую падал сквозь продольное верховое окно мягкий нитяной свет. Философ увидел цилиндрик, прибившийся к люку, и взял правее — со стороны могло показаться, что Сократ старается обойти столик басилевса подальше. Он приблизился к прорези люка, в котором смутно вырисовывались рожки «хароновой лестницы», и, легко нагнувшись, поднял цилиндрик. Басилевс внимательно и с какой-то особой надеждой вглядывался в обвиняемого, решившего оказать ему услугу, однако философ без малейшего подобострастия подошел к мраморному столику и, не заметив протянутой руки басилевса, положил цилиндрик по собственному разумению, около пухлого свода судебных законов. Сократ даже задержался чуть-чуть, желая убедиться, не покатится ли вновь цилиндрик, и, если бы это случилось, он все так же, ни на кого не обращая внимания, переложил бы футляр. Басилевс, вначале несколько смягченный действиями Сократа, теперь поглядывал на философа с неприязнью.

Грохотали наполненные камнями железные театральные бочки.

— Слушаем показания в пользу Сократа! — резко и потому как-то испуганно выкрикнул секретарь с кафедры. Выкрикнул и пригнулся, словно давая возможность пройти над ним вздыбленной волне.

«Какие могут быть показания?» — растерянно подумал мудрец — он просил своих друзей не давать показаний.