От альфы до омеги (СИ)

— Все верно, — она выпрямилась, стараясь выглядеть взрослее и серьезнее. — Я омега, и я сбежала из Центра.

И только тогда Ирис по-настоящему, почти по-человечески испугалась. Ведь если эта омега работает на Сенат и его Центр, то помощи от нее ждать нечего. Она не пропустит Ирис к задней двери; она сейчас же выведет ее за шкирку к Мамонтам.

Но десятка только улыбнулась:

— Нечасто такое увидишь. Беглую омегу. Да еще и с Ликвидатором.

И бросила взгляд за спину Ирис.

— Милая леди, — Ликвидатор протиснулся вперед, — вы бы нас пропустили... Мы очень спешим.

— Я уже поняла, — кивнула хозяйка лавки. Ее глаза мягко, тепло улыбались, и отличить ее от человека было невозможно. Ирис еще раз подивилась тому, как легко у десятки выходят такие сложные, неочевидные реакции. — Так что идите за мной. Пройдете через квартиру, а там — выход на другую улицу. Здесь небезопасно, — она кивнула на заднюю дверь с занавеской.

— Я думаю, мы разберемся сами, — без удовольствия отозвался Ликвидатор. — Может, у вас там в гостях еще парочка Мамонтов.

— Мамонтов? — с удивленной улыбкой спросила хозяйка лавки. — Хорошая кличка. Звучная. Надо посоветовать ее в Центре.

Ирис тем временем отключила надстройку ментального проникновения. Десятка вовсе не собиралась их выдавать. Ее сознание было чистым, и никаких дополнительных защит не стояло. Так, будто она никогда и не собиралась встречать других, сильных омег. Так, будто всю жизнь собиралась провести среди людей. Неужели такое возможно?

— Ведите нас, — сказала Ирис.

Ликвидатор смерил ее непонимающим взглядом и скривился:

— Ты же не балуешься своими сканерами?

— Все отключено, — немножко соврала Ирис.

Глава 14. Рикгард. Вторая записка, газ и фламинго

— Будьте осторожны, — бросила на прощание толстуха, и Рикгард скривился. Откуда такая забота и почему девчонка не беспокоится? Может, без своих сканеров она глупеет?

Хозяйка лавки вывела их к узенькой дверке, ведущей из теплой, светлой кухни на грязный боковой проулок. Задул ветер, заиграл в антеннах наверху, зазвенел вывеской далеко впереди за новым перекрестком. Толстуха в клетчатом смотрела только на Ирис: неотрывно, тепло и будто бы участливо. Как будто знала ее раньше.

— Второй отряд Мамонтов, — она посмаковала новое слово, — к северу, и еще один — в двух кварталах к юго-западу. Двигаются равномерно, прочесывают улицы по прямой, — добавила она. — Идите же.

Девчонка кивнула и шмыгнула по проулку вперед.

— И кто она такая? Вы знакомы? — спросил Рикгард, догоняя Ирис.

Та пожала плечами, а потом обернулась:

— Вы не поняли, да?

Рикгард нахмурился.

— Понял что?

— Это была омега. Десятый эмоциональный разряд.

Рикгард промолчал. И почему он должен был догадаться? Значит, вот какие эти десятки... И вправду настоящие люди. Холодок мурашками разбежался по его спине.

— Вас это пугает? — спросила девчонка.

Рикгард только хмыкнул. Его пугало то, что она словно читала его мысли. Утаить от нее не удавалось ничего — разве что слов и намерений, звучавших в его голове, она, конечно, не разбирала. Интересно, а можно ли создать омегу, способную и на такое? Вот это была бы революция.

Но десятка... Да, она ему внушала страх. Такой уровень развития требовал много лет труда и стараний; но, наверное, не обошлось и без определенного таланта — некоторой склонности, если, конечно, у омег такое бывает. Ведь последней ступени достигают не все. Значит, дело не только в усердии. Значит, омеги бывают разные. Одаренные и не очень, опасные и не совсем.

— Но почему она назвала тебя восьмеркой? — вдруг вспомнил он. — Слышала?

Девчонка закусила губу.

— Я не знаю.

— Вы можете друг друга считывать? У вас есть какая-нибудь общая база данных?

— Есть, — повела плечом Ирис. — Но в моем файле стоит шестерка.

— Но она приняла тебя за восьмерку.

— Может, мне занижали оценки? — улыбнулась девчонка и тут же помрачнела.

— А я так и думал, — качнул головой Рикгард. — Что ты не шестерка. Это даже я заметил, а уж я в омегах понимаю мало. Ты просто не кажешься средней. Ты гораздо живее, чем те ребята, с которыми ты училась.

— Правда? — Ирис взглянула на него, широко распахнув глаза.

Может ли омега на что-то надеяться? Или надежда — чувство чисто человеческое?

— Правда, — ответил Рикгард.

И быстро улыбнулся: так наивно, так просто и чисто она на него смотрела, словно это от него зависели ее оценки на выпускных, которых уже, конечно, никогда не настанет.

Он отвернулся, вспомнив собственные выпускные экзамены в школе. Это случилось после них, после того, как он сдал на первую ступень по полетам: жарким летом, которое представлялось островком в бушующем море, этакой передышкой между боев, каждый из которых решал его жизнь.