— Я столько лет ее шлифовал, переписывал, переделывал, — выдавил он. — Ее программа развивалась совсем не так. Я столько раз ее латал, столько раз перепрошивал... Она была не первой. Она пошла дальше других. Она стала самым успешным прототипом. Я поставил на нее все. Я ведь и правда свихнулся, Рикгард, — Сальватор обернулся и поднял на него совершенно безумные глаза. — Я помешался на ней. Все эти двадцать лет я только и думал, что о ней. Я сжег первый десяток образцов за первую неделю. Еще дюжину — за следующий месяц. Их была сотня, Рикгард, не меньше. А все ради нее, ради
Рикгард вздрогнул, как будто его ударило электрическим разрядом.
Лицо... Так вот почему это лицо показалось ему таким знакомым! Вот почему зашевелилась память, но так неохотно, так неловко.
Сальватор издевался. Конечно, Рикгард ее помнил — она и Сальватор, они вместе подарили ему черную метку. Но ее лицо, улыбка, глаза — все это стерлось. Воспоминания, заполированные болью, исчезают быстрее других. Да и смотрел он на нее как следует? Разглядел ли он ее вообще? Сколько он ее знал? Час? Два? Она была чужой историей, а Рикгард предпочитал обращать свое внимание только на то, что принадлежало ему одному.
А если Ирис попадет в его собственное прошлое — что будет тогда? Столкнется со своим оригиналом, увидит
Да и какое ему, в конце концов, дело? Не наплевать ли ему на дальнейшую судьбу девчонки, за которой он без своего на то желания приглядывал эти двое суток? Он не напрашивался к ней в друзья, да и она ему ничего не обещала. Они друг другу никто; более того: девчонка — просто-напросто усовершенствованный андроид с нейронной сетью, подобной человеческой. Она — хорошенькая машина. Растущий организм, вместо гормонов и красных кровяных телец напичканный электроникой и синтетическими аналогами человеческих органов. Ее реакции — подделка. Ее опыт — модель, построенная компьютером в ее мозгу. Она, в конце концов, просто развитие программы. Самопрогрессирующий... робот.
Робот.
Или нет?..
— Я хотел ее вернуть, — продолжал Сальватор, и речь его звучала все тише, все сбивчивее, все лихорадочнее. — Тогда я уже знал, что андроидов можно усовершенствовать... Что можно создать нечто куда более живое, куда более настоящее... Омеги ведь и вправду почти люди. Нет, они и есть люди! Те самые, что доходят до десятки. Их не отличить. Их нейронные сети разрастаются так широко, что уже неважно, кто создал их тела. У них есть души, Рикгард. Я хотел создать
Он сжал виски и зажмурился.
— Ты сумасшедший, — плюнул Рикгард. Он смотрел на Сальватора с верхушки лестницы и следил за тем, как он сжимает ладонями голову, как сгибается от боли, как тянется руками в сердцевину аномалии, но так ее и не касается. — Играешь в бога, да? Душа... Что ты знаешь о душе? Смотрел ей в голову? И что? Нашел там душу? Или она где-нибудь еще? В плече, например, или в правой пятке?..
— Смеешься, — рот Сальватора скривился. — Черт побери, двадцать лет трудов! Шестнадцать лет на одну только RS... Я воспитал ее заново и сделал такой же. Хитрая, умная бунтарка...
Рикгард только качал головой.
—