От дороги и направо

И пошел дальше. Я бегом обратно, к дяде Мише. Рассказал, что меня тут узнали. Могут настучать. Парень ненадежный, хитрован и завистник. Выше седьмого места не поднимался сроду. Дядя Миша взял в углу чемодан и сказал, что промедление смерти подобно. И руку как Ильич простёр вверх и вперед. Ехать надо немедленно. Ну, весь путь тебе знать ни к чему. Ехал нормально, без приключений. И через пять дней добрался до Павлова. Десять дней поработал физруком. Потом отец прислал мне телеграмму через горьковских знакомых. Они приехали в лагерь и передали мне телеграмму. Там было сказано: «Уходи лагеря. Он жив. Ты покушением убийство всесоюзный розыск. Сообщи новые координаты через Горький.»

Вот я приехал в Павлово утром. Денег мне отец дал прилично. Паспорт при мне. Я, естественно, в гостиницу. Взял номер и спустился в буфет перекусить. Передо мной здоровенный парень, под два метра ростом , набирал в спортивную сумку пирожки с мясом и капустой, шесть бутылок кефира и десять пачек индийского чая «три слона». Потом он взял стакан кофе и пошел за столик. Я тоже взял кофе, пирожок и пошел за тот же столик. Других в буфете не было. Пока хлебали это подкрашенное пойло, разговорились. Потом познакомились. Парня звали Наиль. Вот так я, не переночевав за уплаченные деньги в гостинице, переночевал эту ночь в ватаге. День прошлялся по берегу. До переправы сходил. А вечером пришел ватаг и взял меня на работу. Тот парень, Веркин приятель, жив-здоров. Учитель математики сейчас в школе одной. Верка и отец мне письма пишут в Павлово до востребования. Верка говорит, что она меня простила за хамство и полюбила. А я, наоборот, разлюбил. Куда что делось!? Как огнем всё любовь со страстью выжгло из сердца. Вот же загадка какая. А отец сообщает, что дело пока не закрыто. Длинный так заявление на меня и  не забрал. То есть ищут пока меня. А я тут. Живу, ума набираюсь. Тут много мыслей приходит в башку. Ветер на Оке, видно, особый. Разносит по дурным головам спасительные  умные мысли. Ты поживи с нами, сам почувствуешь.

А жизнь моя, я думаю, пошла сейчас в правильную сторону. Добраться бы только до той правильной родимой стороны. До дома. Мудрые люди говорят, что все проблемы рано или поздно решаются сами, если не лезть и не мешать им исчезнуть. Вот и жду.

Евгений поднялся, взял ручку носилок и один пошел вперед, оставляя другим концом носилок неровную,  нетвердую, разную по глубине полосу, извилистую, временами пропадающую и не видную на песке. Очень похожую на обычную человеческую судьбу.

                    Глава двенадцатая

Поворот, за которым прятался источник нужной нам зачем-то глины, выглядел как нос большого морского корабля. Пассажирского лайнера, на котором крутят свои любимые кругосветные круизы честные советские граждане, упорным трудом без выходных и отпусков скопившие сумасшедшие деньги на прогулку вокруг Земли. Они почти всегда валялись с шаловливыми временными подружками  в каютах с парчовыми портьерами, велюровыми диванами и ватерклозетом с биде.  Они месяцами мучились морской болезнью, блевали где попало, но потом умывались, чистили зубы и в белых одеждах запивали  штормовую качку хорошей водкой под ананасы, виноград, рыбные копчености, икру и дамский пьяный хохот.

  После круизов большинство этих граждан так же честно отлавливались органами внутренних наших дел и отбывали чалиться на кичу.

Или проще  – мотать срок у кума. Потому как стырить денег на круиз надо было прилично. Точнее – неприлично много. Но на эти жертвы народ шел отважно, понимая и заранее принимая будущую беду в виде зоны общего режима, так как этих  жертв требовала трепетная страсть к юным бестолковкам, готовым вокруг Земного шара на белом теплоходе пройти бесплатно хоть с Квазимодо, хоть с чертом лысым. И ещё граждан толкала в многоэтажные круизные лайнеры страсть к возвышенным чувствам, порхающим высоко над всеми простодушными  мужичками-пахарями за скупую государственную «аванс – получку».

А ещё этот «корабельный нос» из искусанной ветрами и дождями  поверхностной породы был красив пробивающимися островками травы и разноцветными камешками, на которых баловалось лучами готовое к закату солнце. Камешки весело отбрасывали в стороны солнечные блики голубого, красноватого и совершенного золотого цвета.

– Это что, золото, что ли? – крикнул я Евгению. Он шел, похожий на маленький квадратный гусеничный трактор, волоча за собой, как борону, носилки.

– Блестит шибко? – он резко свернул, бросил носилки и за несколько прыжков долетел до откоса, блестящего радужно от фантазий солнечных брызг.

– Вот, смотри! – смеялся он и выковыривал пальцами золотые маленькие и крупные самородки. – Счастливый старатель на пороге безмятежной жизни с запасом золота как у процветающей страны.

Женя натолкал в карманы «самородки», несколько штук зажал в кулаки, скатился как колобок вниз и бросил мне к ногам «золото» из кулаков и карманов.