От дворца до острога

Бал шел определенным порядком, и по приезде дамам вручался лист бумаги с его распорядком. Танцы следовали в строгой последовательности. Для бала хозяйка избирала распорядителя, или дирижера, из числа наилучших светских танцоров, а на большом балу ему назначались еще и два помощника; по ходу танцев, иногда очень сложных, распорядители громко и только по-французски объявляли фигуры. В XVIII в. бал начинался менуэтом – жеманным танцем, состоявшим в основном из поклонов и реверансов, а в XIX в. – польским (полонезом). Это было торжественное шествие пар по всей анфиладе парадных комнат. В первой паре следовала хозяйка дома с самым почетным кавалером, а во второй – хозяин с супругой самого почетного гостя. Если на балу появлялся император, в первой паре шел он с хозяйкой дома, а во второй паре хозяин вел императрицу. Поскольку при большом съезде гостей места даже в больших залах было маловато, сложные и быстрые танцы, например мазурка, кадриль, танцевались по очереди; ожидавшие своей очереди, либо нетанцующие немолодые дамы сидели на стульях вдоль стен, а сбоку и слегка сзади стояли их кавалеры, развлекая дам разговорами. Лакеи разносили замороженное шампанское, прохладительные напитки или мороженое; за мороженым для дамы в буфетную мог сходить и сам кавалер. Заканчивался бал котильоном, сложным танцем-игрой, в котором можно было меняться дамами и кавалерами, выбирая их по цвету; для этого при входе вручались маленькие букетики живых цветов или, по крайней мере, миниатюрные розетки из лент. По окончании бала следовал очень поздний ужин, а затем начинался разъезд гостей: лакеи громко вызывали кареты тех, кто выходил на крыльцо.

Съезды на балах были многочисленные: «Вчерашним утром, – записывал в дневнике С. П. Жихарев, – ездил с поздравлением к имениннице, но она не принимала, а швейцар объявил, что покорнейше просят на вечер. «А много будет гостей?» – «Да приглашают всех, кто приедет утром, а званых нет: тихий бал назначен».

Нечего сказать, тихий

бал: вся Поварская в буквальном смысле запружена была экипажами, которые по обеим сторонам улицы тянулись до самых Арбатских ворот. Кажется, весь город втиснут был в гостиные А. С… Кого тут не было, начиная с главнокомандующего до нашего брата, студента, от альфы до омеги!» (66; I, 55–56).

При огромном стечении гостей в ярко освещенных сотнями свечей и кенкетов залах стояла неимоверная жара: «Что за тьма народа, что за жар и духота! – описывал Жихарев бал у откупщика Бородина. – Прыгали до рассвета. Много было хорошеньких личик, но только в начале бала, а с 11 часов и особенно после ужина эти хорошенькие личики превратились в какие-то вакханские физиономии от усталости и невыносимой духоты; волосы развились и рассыпались, украшения пришли в беспорядок, платья обдергались, перчатки промокли и проч. и проч. Как ни суетились маменьки, тетушки и бабушки приводить в порядок гардероб своих дочек, племянниц и внучек, для чего некоторые по временам выскакивали из-за бостона, но не успевали: танцы следовали один за другим беспрерывно и ни одна из жриц Терпсихоры не хотела сойти с паркета. Меня уверяли, что если девушка пропускает танцы или на какой-нибудь из них не ангажирована, это непременно ведет к каким-то заключениям» (66; I, 47).

Необходимо отметить, что танцы эти были не столь уж безобидными: открытое пламя свечей нагревало помещение, а если учесть, что бал длился несколько часов и включал и быстрые танцы, например мазурку, веселый котильон и тому подобное (вальс считался не слишком приличным, поскольку кавалер должен был обнимать даму), то танцующим было чрезвычайно жарко; недаром веер был непременной принадлежностью дамы. Открывались окна (зимой!), двери в зимний сад (если он был), лакеи разносили блюдечки с мороженым, охлажденные крюшоны, оранжад, оршад и лимонад и замороженное шампанское. После бала даму, одетую в легкое декольтированное платье, под которым был только корсет и тонкие батистовые панталоны, ожидала промороженная за долгие часы стояния на улице карета, везшая ее иной раз на другой конец города. Накинутая на плечи шуба или ротонда помогали мало, особенно если учесть, что обувь была самая легкая – атласные туфельки на тонких чулках, пусть даже и в меховых кеньгах, натянутых в передней при выходе. Итог – горячка, а если выздоровление состоится, то, вероятнее всего, бич той эпохи – чахотка. Волкова, письмо которой упоминалось выше, от постоянных балов «заметно похудела», а в феврале она пишет: «В нынешнем году многие поплатились за танцы. Бедная кн. Шаховская опасно больна. У нас умирает маленькая гр. Бобринская вследствие простуды, схваченной ею на бале» (48; 60). Простудившись на балу, умерла и мать князя П. А. Кропоткина.