От голубого к черному

Тут мы, разумеется, никак не могли достичь согласия. Карл предложил «Третий пролет», потому что ее всегда хорошо принимали на концертах. Я считал, что «Загадка незнакомца» более характерна и ее скорее заметят. Рейчел ратовала за «Его рот», потому что «она красивая и странная, точно татуировка на гениталиях». Йен, сонно моргая, пробормотал: «Фуга»… если услышишь ее, то уже не сможешь выбросить из головы», — затем вернулся к своим снам о космических барабанах. Алан сказал: «Дорога в огонь», и привел нам три довода, почему эта вещь сработает в качестве сингла. Не помню, какие именно, но звучали они убедительно. По крайней мере нам нравилось играть ее на концертах.

Около полуночи мы, пошатываясь, вывалились под теплый летний дождь. Сент–Пол–сквер походил на подземную пещеру, размытый свет и влажные камни. Рейчел подняла руки к небу:

— Звезды тают.

Карл обнял меня.

— Пошли домой, — сказал уверенно. — Это совсем не далеко… Черт, а где мы?

— Сент–Пол–сквер.

— По нашим стандартам, возможно. Но по их — сейчас очень суровые времена.

Окутанные влажной простыней ночи мы впятером, пошатываясь, забрались на Хокли–Хилл. Йен и Рейчел поймали такси, затем уехал Алан, помахав нам рукой сквозь темное окно. Мы с Карлом пошли по эстакаде: устремляющаяся ввысь каменная арка, точно застывшее изображение чего–то летящего. Дождь стучал по бледному, растрескавшемуся бетону.

Мы вернулись в студию днем, чтобы записать «Взорванную тишину», инструментальную композицию, которая должна была выйти на второй стороне сингла «Дорога в огонь». Алан вознаградил нас гастрольным автобусом: блестящей, компактной машиной, почти новой, цвета жженого сахара с затемненными окнами, похожими на солнцезащитные очки инопланетянина. Внутри, позади водительской кабинки, было три длинных сидения — хватит места для девяти тощих задниц или трех спальных мешков. Он закрывался герметично, точно египетская гробница. Скромный, неприметный, но это был, несомненно, гастрольный автобус рок–группы. Предыдущие владельцы оставили черные сигаретные ожоги на серой обшивке сидений, похожие на глаза мертвого насекомого, но нас это не слишком огорчило.

Карл уволился из своего магазина, я продолжал перебиваться случайными подработками. У Йена и Рейчел были кое–какие сбережения, к тому же она всегда зарабатывала больше него, так что обретение группой статуса «профессиональной» не вызвало у них затруднений. Не знаю, завидовал ли я стабильности их отношений. Может, и нет, для меня была невыносима мысль о том, что снова придется так много терять.

«Дорога в огонь» пошла лучше, чем «Ответ». Марк Рэдклифф ставил ее несколько раз в своем ночном шоу и прокомментировал: «Если бы вы когда–нибудь попытались пройти через Спагетти–Джанкшн ночью, когда Ангелы Ада устраивают свое ежегодное сборище… то вы скорее всего были бы уже покойником, а не слушали нас». «Мелоди Мейкер» назвал сингл «странным полуночным рассказом о путешествии, саундтреком к какому–то постиндустриальному дорожному фильму». «NME» отвесил двусмысленный комплимент: «Новый сингл «Треугольника» — это четырехминутная переделка «Одиссеи», звучит она очень чудно, как если бы Моррисси стал вокалистом The Jesus and Mary Chain. И если вы считаете, что такова формула успеха, стало быть, вы — маленький несчастный инди–задрот, и «Треугольник» станет новой любовью всей вашей не–жизни». Это нас порадовало, поскольку большинство читателей «NME» относились к журналу, как клиенты к строгой госпоже, — им требовалось унижение.

Местная станция под названием «Скрипучее радио», возглавляемая парочкой престарелых хиппи из Эрдингтона, ставила «Дорогу в огонь» в течение целого месяца. Мы с Карлом ходили в их довольно обшарпанную студию на ночное интервью. Мы рассказали им и всем слушателям о «Жестких тенях» и наших гастрольных планах. Позже, за бутылкой «Джек Дэниелс», мы неплохо поладили с Питом и Марком. Они давно жили вместе, их мачистское хвастовство было всего лишь типично бирмингемской иронией, которую прекрасно понимали постоянные слушатели. К тому же они были фанатами блюза — скорее электричество, чем акустика, скорее сталь, чем хлопок. Марк знал Саймона Макки из «Голубого нигде», сейчас тот жил в Бристоле, записывался в студии с разными людьми и курил слишком много гаша, тщетно пытаясь завязать с выпивкой.