От грозы к буре

Но все прошло как нельзя лучше, без сучка и задоринки. Юрий Кончакович слово свое сдержал и помех побегу не чинил. Одна лишь заминка у ворот и случилась, когда открывать сразу не захотели на голос чужой, а Родион, как назло, чувств от боли лишился. Затем факелами подсветили, убедились, что половцев вблизи нет, приоткрыли одну створку, прошипев:

— Въезжай быстрее!

— Свобода, — прошептал Пятак, как только оказался внутри града и тяжелые засовы ворот с грохотом закрылись, надежно защищая его от любых посягательств половцев и самого хана.

Уже сняли бережно с коня Родиона, унеся куда-то, уже сам воевода перед Пятаком предстал, весь заспанный и в сапогах на босу ногу, а тот все сидел на мохноногой половецкой кобылке, не в силах слезть с нее.

— Меду ему плесните, — буркнул Юрко, поняв, что никакого толка сейчас от парня не будет.

Потоптался возле, прикинув на глазок, сколько в парня влить надо, еще раз поглядел на Пятака и, вздохнув, сокрушенно махнул рукой, уточнив почти сердито:

— Жбан налейте. Пущай мужик отойдет. К завтрему оклемается — тогда уж сразу ко мне его.

Но бдительности не терял. Отозвав в сторону одного из десятников, шепнул тихонько:

— Ты, Гуней, за ним пригляди пока, — и многозначительно подмигнул. — Мало ли что.

— Понял, — кивнул тот серьезно, обрадованный доверием Юрко, который, зевнув и взглянув на чуть посветлевшее небо, заметил: — Однако я еще и поспать чуток успею.

— Пошли, что ли, — дернул Пятака за ногу Гуней. — Налью, коль воевода расщедрился, — но тот, ничего не слыша и не видя, продолжал шептать, блаженно улыбаясь:

— Воля, братцы милые, воля, — а из глаз его безостановочно катились слезы, которые Пятак не замечал.

Вот только почему-то плыло все вокруг и дрожало, а он боялся, что все это — и бородатые русские ратники, и зевающий воевода, и стены Ряжска вместе с бревенчатыми строениями внутри крепости — самый обыкновенный сон, только очень счастливый. Стоит только сейчас ему слезть с лошади, как он тут же проснется, и потому Пятак, крепко уцепившись руками в жесткую конскую гриву, слезать не хотел ни в какую.

Кое-как его наконец отвели в гридницу, почти насильно влили полжбана меда и положили спать на солому, рядом со смачно храпевшей на все голоса доброй сотней мужиков-ратников. Но Пятак и им шептал в полузабытьи, пока не заснул по-настоящему:

— Воля, братки милые, воля.

* * *

Ряд молодых ученых, например белгородская школа во главе с В. Н. Мездриком, которым очень хочется, вопреки правдоподобию, внести что-либо принципиально новое в исторические изыскания, посвященные этому периоду, утверждают, что князь Ярослав якобы предварительно договорился с половцами. Этим и объясняется одновременное нападение на Рязанское княжество.

Разумеется, это не так, поскольку в этом случае они объединились бы еще до своего вторжения и шли бы могучей совместной ратью, получив тем самым ряд дополнительных преимуществ. Тем более что русские князья всегда так поступали.

Раз этого не было сделано — следовательно, степняки просто воспользовались удобным случаем, узнав про военные действия и решив, что Константину будет просто не до них. К тому же силы, которые имелись в наличии у половцев, вполне позволяли им вести самостоятельные действия.

О. А. Албул. Наиболее полная история российской государственности.СПб., 1830. Т. 2, с. 165.

Глава 15

Тайна княжеской казны

Будет всем по награде: пусть один в Новеграде

Поживится от русских добычей.Жены их, как в окладах, в драгоценных нарядах;Домы полны; богат их обычай.А. С. Пушкин

Воевода наутро с Пятаком недолго разговаривал. Ему и беседы с Родионом хватило, после которой он изрядно повеселел.

Судя по тому, как быстро бывшему ханскому толмачу выдали все необходимое и поставили на оборону одной из стен, гонец отозвался о нем очень и очень лестно.